Тютюнин против инопланетян. Алекс Орлов

моль по-настоящему понимала дихло-фос, она бы от него не дохла, а наоборот?

      – Что наоборот?

      – Она бы чувствовала себя здесь хорошо. То есть как дома.

      – Если моль будет здесь чувствовать себя как дома, мы останемся без сданной продукции. Куда дихлофос подевался? Опять все на энтропию свалишь?

      Тютюнин спихнул Кузьмича с прилавка и пошёл открывать павильон.

      Многочисленные клиенты уже скреблись у порога, желая поскорее сдать добытые на свалках меха.

      – Здравствуй, Серёжа! Как выходные? – засыпали Тю-тюнина вопросами знакомые старушки.

      – И вам – здравствуйте. Занимайте места в очереди – сейчас начнём работать.

      – Э-э, бабки, я первый! – прохрипел субъект с испитым лицом.

      – Да уж помним-помним! – отозвались старушки, отодвигаясь от неряшливого бомжа.

      Протолкнувшись к самому прилавку, «испитое лицо» обрушило на него какую-то то ли сумку, то ли мешок, в котором, судя по звуку, перекатывались бильярдные шары.

      – Вот, хозяин, принимай товар.

      – Мы сумки не берём, – покачал головой Тютюнин. Ему часто случалось отказывать собирателям картона, природного гипса, веточек чернозадника и огуречной копры, которые почему-то были уверены, что Тютюнин отвалит за эти богатства кучу денег.

      – Мы сумки не берём! – повторил Сергей, поскольку «испитое лицо», казалось, совершенно не понимает, что ему говорят.

      – Это не сумка, хозяин. Это котик. Морской котик.

      – Мы животных не принимаем.

      – О чем ты, хозяин? – На «испитом лице» появилось выражение крайнего удивления. – Это не сумка, а мех морского котика.

      – Мех котика? А чего в этом мехе гремит? Камней насыпал для весу?

      – Камней? – переспросил бомж и, сунув руку в проеденную крысами дыру, вытащил огромный мосол, явно превышавший размерами целого морского котика. – Это не камни, хозяин, это кости котика…

      – То, что ты мне принёс, это никакой не морской котик. Это шкура коровы.

      – Да клянусь, хозяин, – затрясло синими губами «испитое лицо», ударяя себя кулаком в грудь. – Я этого котика сам загарпунил на этом… на Байкале.

      – Это не котик, – произнёс молчавший дотоле Кузьмич. Он стоял позади Серёги, на лице его была написана все та же безмятежность. – Это не котик, это корова по кличке Клара, которая умерла от ящура в тысяча девятьсот тридцать восьмом году и вчера была извлечена из могильника.

      – Ну что, слышал? – усмехнулся Серёга. Он обернулся к Кузьмичу, – А откуда ты это знаешь?

      – Мне открылся информационный канал.., – невозмутимо ответил Кузьмич.

      – Понятно… А ты, друг, забирай свою морскую корову и закопай её обратно.

      – Ну дай хоть трёшку, хозяин! – зашамкало «испитое лицо».

      – Пошёл, пошёл отсюда, бомжара! – возмутились старушки.

      – А я, между прочим, не бомжара.

      – А кто же ты?

      – Я, между прочим, диггер.

      26

      Пока Тютюнин бился на личном трудовом фронте, за ним уже с самого утра велась слежка.

      Двое дядек в дорогих