Углицкое дело. Сергей Булыга

и разыскал бы, что царевича убили злые люди, а этих людей прислал Борис – и что тогда? Кому такой розыск надобен?! Э, тут же подумал Маркел и при этом даже взял себя рукой за шею и потрогал, крепка ли она…

      Но тут вдруг открылась дверь, вошел какой-то человек, подошел к Маркелу и сказал:

      – Вставай! Пошли!

      – Куда? – спросил Маркел, вставая.

      – Со мной! – сказал тот человек.

      Маркел пошел за ним. Маркел не спрашивал, куда его ведут, потому что, думал, чего спрашивать, ведь же если сразу не сказали, то после тоже не скажут. Да он же и так уже чуял куда!

      И он не ошибся. Долго его водил тот человек вверх, вниз и вправо, влево по лесенкам, ходам, сеням и переходам, а после ввел в большую и богато убранную горницу и, сам туда не входя, закрыл сзади за Маркелом дверь. Маркел остановился и сразу снял шапку, и так же сразу низко поклонился, потому что прямо перед ним лежал на мягкой лавке сам боярин Василий Иванович Шуйский и строго на него поглядывал. Боярин был в легкой маленькой домашней шапочке, очень богато расшитой, и в такой же легкой, очень тонкого сукна летней шубе, она тоже вся так и горела, и сапоги на нем были короткие и мягкие.

      Зато смотрел боярин очень грозно! Маркел робко откашлялся.

      – Молчишь! – сердито сказал Шуйский. – Ох, молчун!

      Маркел опустил глаза и стал смотреть в пол. И еще подумал, что раз боярин такой гневный, то никуда они еще не едут, а надо вести розыск дальше, а вот куда его вести, боярину неведомо! И он опять не ошибся, потому что Шуйский вновь заговорил, и уже не так грозно, а будто просто с обидой:

      – Мне князь Семен тебя крепко нахваливал. Глаз, говорил, у тебя на сажень под землю видит. И через стену так же. – И тут Шуйский замолчал. А потом вдруг спросил: – А здесь ты что увидел? Почему молчишь?!

      Маркел поднял голову и посмотрел на Шуйского, прямо ему в глаза, а после опять опустил и сказал:

      – Так когда еще было смотреть? Да и не успел я. Да и не через всякую я стену вижу. И не через всякую землю.

      – О! – сказал Шуйский. – Вот как! – И строго добавил: – Говори яснее! Не виляй!

      – А я и не виляю, государь боярин, – сказал Маркел, уже глядя прямо на Шуйского. – А я только говорю, что спроси у меня прямо и я также прямо отвечу.

      – О! – уже совсем сердито сказал Шуйский. – Прямо! А вот и прямо, если хочешь! Вот мы сюда приехали, а здесь царевич лежит мертвый. Одни говорят, будто его зарезали, а другие – будто он сам зарезался. А ты что на это скажешь? Что ты видишь?

      – А мне не дали посмотреть, – сказал Маркел. – Меня даже в храм не пустили. Как я могу теперь чего сказать?

      Шуйский насупился, задумался, после сказал:

      – А что бы ты увидел, если бы смотрел?

      – А то, – сказал Маркел, – что если его зарезали, то рана была бы резаная, длинная, потому что резали ножом, а вот если бы он на сваю накололся, то рана была бы маленькая, колотая. – И тут же спросил: – А так она была какая?

      – Какая? – тоже было спросил Шуйский,