.

хоспис виноват. Сестра тоже не добавила радости: бесконечно извиняется, что не может приехать, жалуется на семейные проблемы. Что ж, у всех горе. Но у Оли стало кончаться терпение.

      – Давай прощаться, я к остановке подхожу. Что? Как справляюсь? Да нормально вроде. Ты же знаешь, я в таких ситуациях как робот: делаю, что нужно, эмоции – потом. Вот сейчас сказали, что Тёму надо как-то подготовить. Буду разбираться.

      ***

      Оля сидела в кафе, уставившись на экран ноутбука. Жизнерадостное жёлто-красное окошко поисковой системы оскверняли чёрные буквы её запроса: «Как говорить с ребёнком о смерти». Почему-то предлагали начать с котёнка.

      – Фильтр, Колумбия, – отчеканила официантка. Слева возникла синяя чашка, из которой шёл горячий кислый пар.

      Оля сделала первый глоток, обожглась, поморщилась от горечи. Встряхнулась и смогла наконец щёлкнуть на первую из ссылок, где упоминался близкий родственник. Роскоши начинать с котёнка у неё не было.

      Так, что тут у нас? Избегать разговоров нельзя. Лгать нельзя. Информацию давать по возрасту.

      Интересно, какая информация о смерти будет «по возрасту», если ребёнку четыре года? Лучше бы никакая.

      Оля добавила в кофе сахар, сделала ещё глоток, открыла блокнот и приготовилась конспектировать.

      Через час у неё было несколько списков. Книжки о смерти, фильмы о смерти, что нужно говорить, чего нельзя говорить, как выбрать момент…

      Напоследок она выписала варианты неадекватного поведения детей: «Ребёнок может убежать, засмеяться, вернуться к игре. Это нормально».

      Три раза подчеркнула слово «нормально».

      В этой новой нормальности она среди дня сидит в кафе, каждый день разговаривает с врачами, вздрагивает от любого звонка… А теперь ещё и думает, как правильно рассказать о смерти ребёнку, который позавчера плакал над мультиком про Колобка.

      Оля бросила взгляд на часы. Как раз кончился тихий час, пора забирать Тёму из садика. Оля закрыла ноутбук, допила остывший кофе. Посидела ещё несколько секунд, собираясь с силами. Потом надела плащ и вышла в ноябрьский дождь.

      ***

      – Когда ты с ним поговоришь?

      Голос мужа звучал спокойно, но вилка и нож в его руках взвизгивали, разрезая на тарелке омлет.

      Оля резко выдохнула и отодвинула тарелку.

      – Когда мы будем готовы. Андрей, ну пожалуйста, ну могу я хотя бы в субботу позавтракать спокойно? Хоть чуть-чуть про это всё не думать?

      – И когда же мы будем готовы? Делай что хочешь, твоя воля, но Артёма жалко. Он же чувствует. Тебя нет целыми днями, возвращаешься грустная, ему неспокойно.

      – Делать что хочу? – Оля вцепилась в ручку чашки. – Думаешь, я этого хочу? Всю жизнь мечтала ездить к матери в хоспис? И вздрагивать от каждого звонка: а вдруг уже? И рассказывать малышу о смерти, да?

      Олю колотила дрожь, зубы стучали.

      – Мама! – раздался из коридора голос сына.

      Андрей подскочил.

      – Артём, не входи сюда!

      Андрей закрыл дверь, подошёл