Даже если не с тобой. Наиля Тургуд

      Пролог. Цена жизни

      Апрель, 1991 г., Баку

      Бакинская весна только начала ощущаться и, подгоняемые лёгким тёплым ветерком, студенты медики спешили войти в свой альма-матер. На ходу надевая белый халат, высокий смуглый молодой человек вошёл в аудиторию. Его группа, которая состояла только из девочек, уже почти полным составом расселась за длинными партами. При виде вошедшего одногруппника, единственного парня среди них, девочки оживились и отовсюду раздались радостные приветствия. Парень привычно прошёл в конец аудитории, и сел один позади всех, чтобы никому не мешать своим ростом. Муслим, а парня звали именно так, попал в эту группу двумя месяцами ранее после перевода из Московского Медицинского Университета. Отучившись в Москве два с половиной года, он уступил слёзным уговорам матери вернуться в родной город. Время было неспокойное. В конце 80-х годов территориальные претензии армян к азербайджанцам переросли в межэтнический конфликт, который разделил жизнь и историю обоих народов на «до» и «после». А Чёрный январь 1990 года подвёл доверие азербайджанского общества к советской власти к кровавой точке невозврата. Эти трагические события потрясли всех в республике. А в конфликт вовлеклись даже студенты за пределами Баку. В последний год Муслим постоянно попадал в жестокие драки с бывшими бакинскими и оголтелыми ереванскими армянами. Ситуация накалялась день ото дня и родители Муслима, после очередного звонка из отделения травматологии скорой помощи, поняли, что надо принимать кардинальное решение. Они чётко понимали, что вопрос безопасности их вспыльчивого по природе сына перевешивает чашу весов в другую сторону от мечты учиться в сильнейшем медицинском вузе страны. Так, Муслим, после зимней сессии приехал в Баку. Муслим неплохо освоился в бакинском институте, хотя здесь ритм учёбы и манера преподавать сильно отличались от Москвы.

      Первая пара быстро пролетела и началась короткая переменная, во время которой группа должна была успеть перейти в другую аудиторию. Муслим в начале плохо ориентировался среди замысловатых длинных коридоров и бесконечных лестниц, и поэтому всегда шёл с кем-нибудь из одногруппниц. Потом для него стало нормой идти медленно, чтобы девочки не семенили за ним. В этот день рядом с ним оказалась Сева, эффектная брюнетка с гладко зачёсанными и собранными на затылке в пучок волосами и крупными серьгами в ушах, в сером брючном костюме, из-под которого выглядывал высокий ворот водолазки, и в лакированных туфлях на плоской подошве. То, как его сокурсницы одевались, сильно отличалось от предпочтений московских студенток, и сразу чувствовалось, что для Баку мединститут – статусный вуз. Сева говорила, мило растягивая слова и сопровождая каждое слово жеманной мимикой.

      – Муслим, я могу попросить тебя кое о чем? Можешь проводить меня после занятий до автобусной остановки? Пожалуйста.

      – До которой? Хотя… Конечно, да провожу, без проблем. А что? К тебе кто-то пристаёт?

      – Да-а, какой ты умничка, Муслим! Сразу же всё понял. Ты не поверишь, но ко мне клеится сапожник.

      – Сапожник?!

      – Представляешь? Что-то странное болтал, ну, я его культурно отшила. А теперь он всё время мне вслед говорит какие-то гадости. Надеюсь, он тебя увидит и остепенится. Ты высокий и красивый, может наконец поймет, что он мне не пара.

      Провожать девушек и женщин всегда было нормой для бакинских мужчин, а в то неспокойное время это стало необходимостью. Муслим после окончания занятий аккуратно сложил свой белый халат и разместил его в папке для документов, в которой были ещё тетради и ручки. Севу пришлось немного подождать – она задержалась, обсуждая что-то с ассистенткой профессора. Наконец Муслим и Сева вышли из здания и направились в сторону автобусной остановки. Основной отток студентов из здания уже уменьшился и тротуар был почти свободным. О существовании сапожной будки Муслим узнал только в тот весенний день. Как оказалось, маленькая тёмная будка стояла прямо на углу улицы, рядом с трамвайной остановкой. А так как Муслим в ту сторону города никогда не ездил, то он не замечал ни будку сапожника, ни овощную лавку по соседству. Сапожник не заставил себя долго ждать, он видимо караулил Севу. Увидев её с парнем, тот вначале застыл, а потом стал выкрикивать матерные слова в адрес девушки. Муслим аж оторопел от услышанной брани, и попытался остановить поток льющихся ругательств:

      – Ты что делаешь? Ты зачем так ругаешься? Не стыдно тебе? Тут женщины и дети ходят! Следи за своей речью!

      Сапожник за своей речью следить не хотел, и Муслим тихо сказал Севе:

      – Мне кажется, что он душевнобольной. Не смотри на него, идём дальше.

      А сапожнику просто сказал:

      – Какой ты азербайджанец, если обзываешь наших же девушек? Не по-нашему это, не по-мужски.

      Тут сапожник переключил свое внимание на Муслима:

      – Это я не мужчина?! Если ты мужчина, иди сюда. Иди сюда! Давай! Давай поговорим!

      – Хорошо, сейчас приду. Жди меня. – ответил Муслим и, взяв Севу за локоть, стал уводить девушку с этого места. Дойдя до автобусной остановки, Муслим огляделся, словно кого-то искал, попрощался с Севой и всё-таки повернулся