Осколки. Юрий Россохин

родолжая заниматься своими делами. Высоко на дереве, откуда пока что было видно заходящее солнце среди высоких многоэтажек, сидела серая ворона. Делая вид, что ей абсолютно всё равно, что творится внизу, она чистила клюв, изредка начиная тереть его об ствол дерева. Но иногда она всё же одним глазом да скользила вниз на идущих людей, а те, продолжая спешить по своим делам, даже не подозревали, что творится у них над головами. Когда сумерки накрыли и верхушку дерева, ворона протяжно крикнула, но её крик потонул в гуле проезжающего трактора. Обиженная, что её никто не услышал, серая птица, распрямив крылья, бесшумно взмыла в небо и устремилась за убегающим солнцем. Город зажигал свои огни, а на западе в лучах солнца всё ещё виднелся тёмный хребет гор.

      После нескольких часов безуспешного поиска дома под номером восемь я повернул обратно к остановке. Уже темнело, а мне ещё предстояло возвращаться на другой конец города. Вымокнув в талом снегу и кляня беспутных проектировщиков этой улицы, я уже стал думать, не разыграли ли меня, отослав в этот богом забытый переулок, который почему-то гордо именовался улицей. Хотя человек, давший мне этот адрес, на шутника походил меньше всего, да и само отсутствие дома с нужным мне номером было странно. Нет, дом вовсе не был снесён или что-нибудь в этом роде, он просто отсутствовал. Да и сама нумерация на этой улице была странная. Взять хотя бы то, что здесь не было чётной и нечётной сторон. Все номера домов шли по порядку до определённой степени. С первого по пятый всё было нормально, но затем находился дом с сороковым номером, а все последующие номера убывали в меньшую сторону. Однако, пройдя всю улицу, я пришёл в тупик, где стоял дом с номером одиннадцать. То есть пять домов просто отсутствовали. Впрочем, позднее я всё же нашёл ещё четыре номера, стоявших в кривом переулке, переходящем в другую улицу, но как эти дома относились к нужной мне улице, понять было сложно. Они стояли рядышком: шестой, седьмой, девятый, десятый. Но восьмого номера не было нигде. Когда я спрашивал местных, одни разводили руками, другие действительно пытались мне помочь, но каково же было их удивление, когда они замечали странность нумерации на их улице. В конечном итоге они советовали мне пойти в том или другом направлении по улице, не особо надеясь на верность своего совета. Всё это мне со временем достаточно поднадоело, и я уже жалел, что поехал сюда. Хотя это и был почти центр города, но дома относились ещё к шестидесятым годам прошлого века, непонятно как сохранившиеся до наших дней. Дома были деревянные, зимние, с небольшим приусадебным участком в несколько грядок, обнесённым деревянным забором. В большинстве домов жили даже зимой, хотя некоторые пустовали, видимо, хозяева их использовали как летние дачи. Когда я постучался в седьмой дом, дверь мне открыла молодая симпатичная девушка, которая уверенно заявила, что восьмой дом стоит рядом с ними, указав мне на девятый. А в девятом доме с не меньшей уверенностью указали на дом с номером семь. Уже стемнело, и огромные лужи вперемешку со снегом на раскисшей дороге были сущим наказанием как для пешеходов, так и для машин, надёжно застрявших вблизи обочин. Возвращаясь к остановке, я бросил последний взгляд на седьмой и девятый дома, в которых уже зажгли свет, и их золотистые окна резко выделялись на тёмных силуэтах домов. Низкие покосившиеся заборы, огораживающие садовые участки этих домов, примыкали почти вплотную друг к другу, образуя кошачий проход на соседнюю улицу. Прикрытый сверху в некоторых местах густыми ветвями рябин и яблонь, растущих за заборами. Засмотревшись в окно одного из домов на молодую девушку, я едва не угодил в самую большую лужу. Лишь невероятным образом удержав равновесие на скользком снегу. Но лишь добравшись до остановки и оставив позади всё это, я смог вздохнуть с облегчением.

      Уже гораздо позднее, сидя в автобусе, мне пришла в голову мысль о всей нелепости ситуации, в которую я попал. Я не нашёл нужного мне человека и, предвидя недовольство шефа, не очень хотел докладывать ей о результатах своих поисков. А ведь она позвонит, непременно позвонит. Едва я приеду домой. И каким только образом она узнаёт, что я дома? Нет, нельзя так работать, когда твой босс – женщина, почти ровесница. Потерпишь неудачу, и как ей в глаза глядеть: не сумел, не смог, даже оправдываться противно. А она смотрит на тебя, будто насквозь видит, и хоть всё понимает и, может, даже сочувствует, но всё равно как-то противно на душе, что подвёл, не оправдал доверия и всё такое. Конечно, была ещё одна зацепка в этом деле, и на следующий день мне так и так светила дорога в психбольницу. Но, наверное, недоверие было от самого слова «психушка», что ещё можно сказать. Впрочем, как говорил мне информатор, когда я нелестно отозвался об этом месте: не надо путать дурдом и психиатрическую больницу, там не психи лежат, а люди с нарушенными функциями как головного мозга, так и общих психических черт. В том числе страдающие потерей памяти, с одним из которых мне и предстояло встретиться. Рассказывали, что он прелюбопытнейший тип, конечно, многое мог рассказать его бывший лечащий врач, ушедший на пенсию. Но раз уж так получилось, что он бесследно исчез вместе со своим домом под номером восемь, будь он трижды проклят. Придётся довольствоваться самим больным, ну и новым врачом. Хотя при первой встрече мне этот врач не понравился, изображает что-то из себя, а сам, может, лет пять назад всего институт закончил. Впрочем, говорить о людях плохо нельзя,