Вселенная между нами. Шеннон Данлоп

делает это небольшим и четким поворотом запястья, оборвав ноты так резко, будто разделила что-то надвое. Я чем-то обидел эту девушку?

      – А, – говорю я, – если тебя обидело то, что я сказал тому парню, приношу свои извинения.

      – Кент Макгенри тот еще придурок, – категорично заявляет она, и я понимаю, что она не столько злится, сколько пытается сдержать эмоции.

      Это хорошо знакомая мне стратегия поведения. В любом случае она достаточно разумна, чтобы не купиться на ту лапшу, которую навешивал всем на уши Спортивная Куртка, так что я все-таки решаю не сбегать. Она смотрит на меня снизу вверх, прикрыв глаза рукой от солнца.

      – Мы с тобой уже знакомы. Когда мы были мелкими, я постоянно видела тебя у Элизы дома.

      Постепенно обретая очертания, из тумана вырисовываются кое-какие воспоминания. Было время (несколько месяцев, а может, целый год?), когда я еще не дорос до того, чтобы быть предоставленным после уроков самому себе, пока мои родители на работе. Тетя Кэролайн забирала меня после занятий, потому что я тогда учился в том же округе, что и ее дети, но школы у нас с Элизой были все-таки разные. И да, у них дома часто бывала другая девочка. Вместе с Элизой они бегали по заднему двору, придумывали странные танцевальные номера и раскачивались на качелях, сделанных из автомобильных покрышек. Я никогда не обращал на них особого внимания, потому что, хотя девочки были всего на год младше, мне они казались совсем мелкими – сейчас точно не могу вспомнить почему. А потом в какой-то момент все изменилось: мы переехали в наш нынешний дом в округе Мерсер, мама начала работать риелтором, ее график стал более гибким, а я после школы мог заняться своими делами.

      – А, ну да. Теперь вспомнил.

      – Не вспомнил, – уверенно говорит она. – Но это не страшно.

      – Прости. Давно это было.

      Сейчас уже далеко за полдень, но солнце изрядно припекает мне спину, и я вытираю пот с шеи. Мне бы снять пиджак, но тогда дурацкие деловые туфли моего отца будут выглядеть еще нелепее.

      – Напомни, как тебя зовут?

      – Анна, – отвечает она и просовывает руку в окно, как для официального приветствия, и я принимаю ее ладонь в свою.

      Руки – это, как правило, не то, на что я обращаю внимание у других людей, но нельзя не заметить, как красивы руки у нее – тонкие, гладкие и слегка прохладные на ощупь. Будто это не живая плоть, а скульптурный слепок руки. Затем она кладет ладони на руль, глядя в лобовое стекло, и вздыхает:

      – Не хочу туда возвращаться. Во всяком случае пока там не станет меньше людей. Если еще хоть один человек скажет мне, что у меня по крайней мере остались воспоминания о ней, я закричу. Не гипотетически. Я действительно закричу.

      Мне тоже нужно вернуться, вести себя прилично, думать грустные мысли об Элизе. Но мой папа не сможет злиться на меня, если меня там не будет, не так ли?

      – Не хочешь куда-нибудь сгонять? – спрашиваю я. – Ненадолго.

      Она смотрит прямо перед собой, как будто не слышала этого предложения, и, видимо, обдумывает мои слова, а