Отрывки (сборник). Василий Берви-Флеровский

мир? Может быть, земля и все звезды, которые мы видим, – это только атомы какого-нибудь огромного тела, которое в свою очередь относительно других тел столь же бесконечно мало, как человек относительно видимого для него мира? Имеет ли это тело душу и какое влияние имеет эта душа на нас? Но, может быть, все это не так, все это совершенно иначе? Религия, отличающаяся самым глубоким рационализмом, китайская, вынуждена сказать, что она о Боге ничего не знает. Ни один человек не даст мне рационального ответа на вопрос, почему я должен мировые интересы предпочитать своим собственным. Все, что может ответить на это наука, – это то, что при узком эгоизме личностей народы дичают и погибают. Но ведь погибают другие, а не я; может быть, для мировой жизни мое существование так важно, что гибель всех других ради умащения моей утробы есть мировое благо? Кто знает, какую роль я играю в мировой экономии; если мне даны такие силы, что я могу губить и делать несчастными других ради собственного благополучия, то я из этого заключаю, что я должен так поступать и что, если от этого гибнет земное население, то происходит благо для не земного мира, в котором земной мир не оставляет даже одного атома. Я должен или признать бесцельность созданного и существующего, или рассуждать так, как я рассуждаю, а так как я бесцельности создания не признаю, то я считаю свое рассуждение верным. Нет рациональной аргументации, которая способна была бы опровергнуть такое рассуждение; оно не опровергается, но против него возмущаются наши чувства. Солидарность между нами и миром, способность жертвовать своими интересами для интересов мира и людей – это есть чувство. Когда это чувство разбито, то поступки, распложающие на земле счастье, доставляют человеку несравненно более благополучия, чем удовлетворение каким-нибудь мелким личным интересам; он способен не задумываясь пожертвовать своей жизнью, если он будет убежден, что от этого на земле расплодится более счастья, чем он может испытать в течение своей жизни. Такое развитие чувств порождает на земле самое счастливое и самое способное к развитию население, потому что тогда интересы всех людей делаются солидарными и они думают только о том, как бы доставить друг другу более благополучия, между тем как при неразвитом чувстве интересы эти противоположны и они делают друг друга настолько несчастными, насколько только могут. Никакое развитие невозможно прежде развития этого чувства, и вот почему первое стремление к цивилизации всегда начинается с его развития. Оно развивается от восторженных настроений и питается ими и гибнет от мертвящего формализма. Вот почему, лишь только средневековая Европа почувствовала потребность развития, в ней проснулось желание заменить прежних своих учителей-формалистов людьми, способными возбуждать восторженные настроения и наклонность к самоотвержению. Всюду проявились секты с бесчисленными поклонниками;