Ремора. Валерий Горшков

нём никто не знал.

      По наблюдениям Луи, масса бозона Хиггса зависела от того, какой теории мироустройства придерживалось большинство участвующих в эксперименте. Если в общей массе инженеров и физиков, непосредственно управлявших процессами и анализирующими результаты, было больше сторонников того, что мы живём в Суперсимметрии, то бозон весил 115 ГэВ. Когда состав экспериментаторов менялся, и в нём начинали преобладать сторонники Мультивселенной, частица внезапно набирала в весе до 140 гигаэлектронвольт. 125 же Хиггс демонстрировал в случае паритета мнений.

      Что же это означало? То, что на бозон Хиггса, а следовательно, и на поле Хиггса, влиял наблюдатель. Мир мог быть одновременно как Суперсимметрмей, так и Мультивселенной словно по заказу. А это уже ставило под сомнение и ряд других устоявшихся выводов в квантовой физике. Да впрочем, и саму физику в привычном всем виде.

      Сбросив скорость, состав замедлился и поскользил к платформе. Оторвавшись от воспоминаний, Зои прильнула к окну, увидев противоположную многолюдному Токио картину. Городишко был небольшой, ленивый, по сравнению с мегаполисом, и в свете вечерних фонарей какой-то ненастоящий, точно с открытки. Близилось уже к одиннадцати вечера, и людей на станции оказалось немного.

      Селис жадно изучала непривычную её взгляду картину и неосознанно поглаживала тактильный браслет. В голове снова встрепенулись и начали акулами наматывать круги прежние мысли, жаждущие ответов. Главная из них, кажется, была обречена остаться ни с чем – никто не мог ответить, насколько независимы в своих существовании и знаниях были люди. Раз уж все человеческие чувства и мысли завязаны на плавающих в поле Хиггса бозонах и липтонах, а сам Хиггс обратно зависим от того, что мы чувствуем и думаем, то вывод становился очевиден: сознание и Вселенная едины. Вся соль была только в том, чьё именно это сознание?

      – Не хочу отвлекать вас от размышлений, – наклонился к ней Каору, – но боюсь мы не можем себе позволить терять время.

      По опустевшему вагону в их сторону уже двигался проводник. Яманаси заговорил с ним по-японски. Зои размяла затёкшую шею и двинулась к выходу. Навстречу ударил поток прохлады остывающего города.

      Новая машина уже ждала возле станции. Селис могла бы поклясться, что перед ней всё тот же юный водитель и то же шоколадное авто, что были в Токио, но понимала: быстрее поезда добраться досюда невозможно.

      – Как вы объясняете такой интенсивный поток нейтрино? – спросила она у Каору, когда он сел рядом.

      – Мне нравится ваша гипотеза о влиянии наблюдателя, – опять уклонился от прямого ответа учёный. – Однако могу вам гарантировать, что подобную картину сейчас регистрируют и на нейтринных телескопах другого типа в других странах и с другими научными подходами.

      – Что вы имеете в виду?

      – Вы что-нибудь слышали о российском галлий-германиевом нейтринном телескопе? – спросил он. – «ГГНТ» входит в состав Баксанской нейтринной обсерватории внутри Кавказских