Наследие. Кэтрин Уэбб

вода обжигает горячую кожу. Восхитительное онемение. Я прыгаю вокруг в красном купальнике, мечтая, чтобы бассейн скорее наполнился.

      Генри сразу же забрался в него, по воде поплыли травинки с его грязных ног. Схватив шланг, он направил его на нас – взрослые как раз отошли. Он брызгал на нас, не давая подойти. Я помню, что мне до смерти хотелось в воду, намочить ноги. Но только по-моему! Я не хотела, чтобы меня окатывали сверху. Сначала ноги, потом все остальное, постепенно. Но как только я подходила, Генри брызгался. Вода доходила ему до щиколоток, рябь покрывала белые ступни. Тело тоже было белым, мягким на вид, соски на пухлой груди слегка отвисли вниз. Потом он перестал дразнить меня и дал слово – нет, поклялся. Он торжественно пообещал, что больше не будет брызгаться и я могу спокойно подойти. Я заставила его опустить шланг и осторожно полезла по ступенькам. Мгновение восторга, когда ноги коснулись холодной воды, а потом Генри схватил меня, зажал голову под мышкой и направил шланг прямо в лицо. Вода заливалась мне в нос, в глаза, обжигающе-холодная, она душила меня. Бет увидела это издали и закричала на него. Я кашляла и ревела, пока мама не прибежала узнать, что случилось.

      Хорошо бы Бет вышла из дому. Я где-то читала, что пребывание на свежем воздухе – идеальное средство при депрессии. Бодрящая прогулка, единение с природой. Как будто депрессия – что-то вроде расстройства желудка, и с ней так же просто справиться. Я не уверена, что рецепт сработает в это время года, когда душу выматывает вой ветра, и все же это лучше, чем без конца бродить по дому. На скамейке я нахожу плетеную корзинку и секаторы и отправляюсь к лесу.

      Я иду в обход, мимо Росного пруда. Я хожу так почти каждый день. Кажется, меня сюда тянет. Постоять на крутом берегу, сбрасывая ногой гальку и кусочки известняка. Когда я так стою, всплывают какие-то ощущения, намеки на воспоминания. Куда бы я ни пошла в окрестностях Стортон-Мэнора, они возвращаются – как вспышки. От пейзажа, запаха, интерьера. Бантик, завязанный за спинкой кровати. Желтые цветы, вышитые на наволочке. Каждый шаг будит память. Здесь, у пруда, я должна что-то вспомнить, не просто игры, плавание, не просто страх нарушить запрет. Закрыв глаза, я присаживаюсь на корточки, обхватываю колени. Я стараюсь сосредоточиться на запахе воды и земли, на шуме деревьев над головой. Слышу собачий лай, далеко отсюда, в деревне кажется. Определенно, должно быть что-то, что я должна понять. Я тяну вперед руки, пока пальцы не касаются воды. Вода ледяная, холод пробирает до костей. Я представляю, как она становится твердой, как кристаллики льда выпускают вглубь жесткие нити. На миг испытываю давнишний страх, что меня затянет на дно. Ведь если вода могла появиться со дна, ниоткуда, как по волшебству, значит может засосать и в обратную сторону? В огромную сливную дыру. Так я иногда думала, когда плавала. Сладко замирало сердце – как бывает, если плаваешь в море и вдруг подумаешь об акулах.

      У подножия холма, где кончаются деревья, склон обрывается, переходя в круглый овраг. Огромная яма