Хроники Птицелова. Марина Клейн

без лишних слов стала снимать с себя одежду – уверенными движениями, быстро, не колеблясь ни секунды, но и не так, как могло бы быть в порыве страсти, когда пальцы путаются в застежках, дыхание становится лихорадочным и тело пробивает такой жар, что хочется скинуть не только одежду, но и кожу тоже. Нет; просто быстро сняла с себя все. Ты с несколько рассеянным видом последовал моему примеру. К тому времени, как ты закончил, я уже лежала на кровати, закрыв глаза и сложив руки на груди, как у тела, приготовленного к погребению. Но сердце больно билось о грудную клетку, напоминая о том, что в организме теплится жизнь. Я никогда так не радовалась этому обыденному факту, как в тот момент, когда ты прикоснулся ко мне. Чувствовать тебя – что это было за счастье! Я почти забыла и о ранах, и даже о злосчастных стенах, разделяющих нас. Наши тела решили, что стены им не помеха, и сплелись в жарких объятиях. Если бы ты вдруг отстранился и попросил меня встать, я бы не смогла – такая крупная дрожь била во мне; если бы спросил что-нибудь – я не смогла бы ответить, с уст сорвался бы только неразборчивый стон; если бы решил помучить меня промедлением – я бы залилась жалобными слезами, так ты был нужен мне.

      Но и ты наверняка чувствовал нечто похожее, потому что не бывает такого действия и такого итога, если в ком-то зреет малейшая доля сомнения. Нужно быть всецело поглощенными друг другом, чтобы во всем существе зрела одна-единственная необъятная мысль, и эта мысль была о том, кто рядом. Ее нужно передать через себя; я сделала это и приняла такую же мысль от тебя, вместе с тобой. Как удивительно это было! Я почти не знала тебя, и вот ты не просто со мной, а во мне, соединились не только наши тела, но и души. Мне показалось, что произошло это где-то в районе третьего неба. Выше, при всем желании, людям не подняться, какая бы неистовая страсть их ни охватывала. Но и третье небо ознаменовало собой захватывающее блаженство, помрачающее все силы разума, а падение с него было столь стремительным, что во всех языках мира не найдется слов, чтобы хоть приблизительно описать его. Ведь свободный полет вниз во сто крат приятнее, чем вверх.

      Нам потребовалось много времени, чтобы прийти в себя, и я хорошо запомнила момент, когда сознание включилось и наваждение спало. Я прижималась к тебе всем телом, все еще не в силах отпустить, хотя мышцы рук уже предательски ныли от усталости, и ты тоже крепко сжимал меня в объятиях. Уткнувшись в ложбинку между твоим плечом и шеей, я почувствовала, как мышление возвращается в привычное русло, и первой моей мыслью было, что произошло нечто фантастическое и что мне никогда еще не было так хорошо; но тут твои руки дрогнули, едва заметно – уверена, будь на моем месте другая, она не поняла бы этого. Но для меня это послужило сигналом, и я почти невольно отодвинулась от тебя.

      Так было нужно. Ведь мы пообещали.

      В ответ на это ты очень тепло улыбнулся, ласково погладил меня по щеке и сказал, что принесешь чего-нибудь попить.

      Ты вышел из комнаты, а я в это время решила посмотреть, что хранится в книжных столпах. На первый взгляд