Путешествие Сократа. Дэн Миллмэн

стал убийцей Закольева?

      Стараясь не удаляться слишком далеко от берега, Сергей вглядывался в темноту, чтобы не потерять из виду далекие холмы, которые то проглядывали сквозь туман, то снова исчезали в холодной мгле. Черная холодная вода озера, лишь только он снова начинал грести, тут же вспыхивала бликами в бледном свете луны. Плеск воды и пронизывающий холод на какое-то мгновение отвлекли Сергея, но снова и снова перед его глазами возникало мертвое тело Закольева, лежащее в грязи.

      Закоченевшие руки и ноги уже отказывались повиноваться. Пора было выбираться на берег, пока и без того подтопленное бревно не пошло ко дну. Еще немного, подумал он, еще один километр – и к берегу.

      Этот способ побега был медленным и далеко не самым безопасным. Но у него было одно неоспоримое преимущество – вода скрывает все следы беглеца.

      Наконец Сергей повернул к берегу. Соскользнув с бревна, он оказался по пояс в топком прибрежном иле. С трудом пробравшись через камышовые заросли, он вышел на песчаный берег и бросился в лес.

      Пятнадцатилетнего беглеца бил озноб, и не только от холода. Он понимал, что этому поступку суждено определить и его дальнейшую судьбу. Но вся его молодая жизнь, вся череда ее событий словно бы подводили его к этому решению и к этому выбору. Пробираясь сквозь лесную чащобу, он вспоминал пророческие слова своего деда, вспоминал, с чего все это началось…

      В ту осень 1872 года ледяные ветры рвались на запад, через покрытую мхом сибирскую тундру, насквозь продувая Уральские горы и северную тайгу, бескрайние сосновые и березовые леса, окружавшие город Санкт-Петербург, ценнейший из бриллиантов в короне Матушки-России.

      Ледяной ветер растекается по улицам города от стен Зимнего дворца, вдоль Невы, вдоль девяти сотен каналов, перекрытых восьмью сотнями мостов, чтобы затем разбиться в стенах небольших особняков, в куполах увенчанных православными крестами церквей. Рядом с рекой, в городских парках, бронзовые Петр Великий, Екатерина и Пушкин – царь, царица и поэт, – словно караульные, заняли свой пост в бледном свете недавно зажженных уличных фонарей.

      Колючий ветер срывает последнюю порыжелую листву с голых веток, раздувает теплые юбки гимназисток и треплет волосы двух мальчишек, затеявших борьбу во внутреннем дворике небольшого двухэтажного особняка неподалеку от Невского проспекта. Ветер шевелит занавеси в открытом окне второго этажа. В окне – женский силуэт.

      Наталья Иванова кутается в теплую шаль, приоткрывает окно, глядя во дворик, где ее малыш Саша затеял возню со своим другом Анатолем. Тот обхватил Сашу и пытался было подножкой свалить его с ног. Но не тут-то было. Саша едва заметным движением увернулся и сам бросил Анатоля через бедро – этому приему научил его отец. Довольный собой, Саша радостно закричал петушиным голоском. «Какой, однако, он сильный мальчик, – подумала Наталья, – весь в отца». Хотела бы она иметь столько энергии, особенно сейчас, когда ждала второго ребенка. Свинцовая усталость не отпускала ее ни на минуту. «Чего же удивляться, милочка, – все повторяла повивальная бабка, с некоторых пор находившаяся при ней почти неотлучно. – Женщине такого хрупкого сложения заводить второе дитя не следует». Но Наталья верила, что способна дать жизнь второму их с Сергеем ребенку, и только молилась, чтобы у нее хватило сил выносить полный срок.

      Наталья еще сильнее закуталась в теплую шаль. Надо же, а мальчишкам все нипочем. Такой холодный ветер, а они знай себе играют.

      – Cаша! Анатоль! Ну-ка живее в дом, пока дождь вас не застал!

      Но порыв ветра отнес звук ее слабого голоса прочь от детских ушей, да и сами-то уши в таком возрасте готовы слышать лишь то, что хочется слышать, и только.

      Наталья закрыла окно и вернулась к своей кушетке. Повитуха, все так же мерно работая спицами, о чем-то рассказывала ей, и Наталья, присев рядом, лишь вздохнула и принялась расчесывать свои длинные черные волосы. Она хотела выглядеть как можно привлекательнее, ведь Сергей вот-вот должен вернуться домой.

      – Ты отдохни, пожалуй, – тем временем сказала повитуха, – а я выйду, приструню мальчишек.

      Еще не утихли ее шаги на лестнице, как Наталья услышала стук дождевых капель по подоконнику. А вместе с ними появился и новый звук, на этот раз уже где-то над головой – топот маленьких ножек и озорной визг. Они снова по шпалере залезли на крышу, подумала она с раздражением и тревогой, так знакомой матерям всех сорванцов.

      – Немедленно слезайте! – закричала она в окно. – Только осторожнее, слышите меня?

      Снова смех и возня, теперь уже точно на крыше: мальчишки все-таки забрались туда.

      – Сию же минуту вернитесь, иначе обо всем станет известно отцу!

      – Не волнуйся, мамочка, – послышался Сашин голосок. – Мы уже спускаемся. Только отцу ничего не говори.

      И опять смешки и возня.

      Не успела Наталья отойти от окна, как вдруг послышался ужасающий скрежет – и раскатистый смех сменился пронзительным криком, который резко оборвался где-то внизу. А потом наступила тишина.

      Наталья настежь распахнула окно. Ужасная картина открылась