Двадцать седьмая пустыня. Яна Рой

переводил художественную литературу или даже сам писал очерки, но реальность такова, что…

      – Да плевать на реальность! Те аргументы, что ты сейчас перечисляешь, можно найти на сайте любого агентства, желающего за гроши привлечь на работу молодежь. Я спрашиваю, чего тебе по-настоящему хочется.

      – Мне хочется быть кошкой и пройти по девяти несовместимым жизням.

      – Почему несовместимым? Неужели так сложно делать то, что тебе на самом деле приносит удовольствие?

      – Да потому что одной жизни никогда не хватит на то, чтобы сделать все, о чем я мечтаю! Я не могу быть одновременно продавцом воздушных шариков, укротителем тигров, писателем и отцом семейства.

      – Получается, лучше не делать ничего из этого? Великолепное решение!

      – Я делаю то, что должен.

      – Кому должен?

      – Своей семье. Лорен, девочкам.

      – Вечно недовольный отец – не самая большая радость на свете. Поверь мне, я это пережила на собственном опыте. И Лорен наверняка хочется видеть тебя в ладу с самим собой.

      – Лорен, по-моему, уже вообще ничего не хочется.

      – А, вот оно что. Я так и знала, что мы к этому придем. Между вами что-то не так?

      – Да нет, ничего особенного. Просто все как-то… серо, обыденно.

      – Добро пожаловать в реальную жизнь, сынок. Женясь на ней, ты думал, что ваш совместный путь будет устлан лепестками роз и залит брызгами шампанского? И что вы пройдете по нему рука об руку и умрете в один день?

      – Что-то вроде того.

      – Ты конечно, прости меня, родной, но несмотря на свои четыре десятка ты тот еще идиот.

      Я отправил в рот кусочек круассана, запил крепким кофе и посмотрел в окно, где на небо начинали набегать облака. Погода в Стокгольме менялась еще быстрее, чем мое настроение. Малин продолжала:

      – Сынок, любовь не может быть одинаковой в двадцать, в сорок и в шестьдесят. Она растет и изменяется точно так же, как меняется сам человек. Порой она умирает, и воскресить ее невозможно: к сожалению, так тоже случается. Но чаще всего нам кажется, что она исчезла, тогда как, на самом деле, она просто приняла другой облик и мирно спит, свернувшись калачиком, а мы ее не замечаем, потому что не знаем, что теперь она выглядит иначе. Мы упорно ищем прежнее яркое, кричащее чувство. Есть два варианта развития событий: либо мы поймем, что к чему, разглядим и примем любовь такой, какой она стала, либо ей надоест ждать, когда же ее заметят, и тогда она встанет и выпрыгнет в окно.

      – Я понимаю, но не думал, что это так быстро произойдет с нами. Так бывает с другими. Но мы, мы же…

      – Особенные? Все мы особенные. Быстро? Да вы уже почти двадцать лет вместе! Некоторые сбегают после трех месяцев.

      – Это ты о себе?

      – И о себе тоже. Знаешь, мы все живем свою жизнь в силу воспитания и внутренних убеждений. Иногда в качестве протеста, чтобы показать родителям, какие мы смелые и как отличаемся от них, а иногда преследуем какую-то цель, будь то любовь, деньги, бог или коммунистическая партия.