Монашка и дракон. Наталья Лакота

тот момент мне казалось, что нет никого отвратительнее драконов. Когда же наступит время, когда ангел небесный уничтожит их племя и, как написано в Писании, накормит их мясом всех верных, а из шкур сделает шатер? Но до этого времени, скорее всего, было еще далеко, потому что молнии не засверкали, и ангелы не появились, и драконы не упали замертво, а продолжали потягивать вино.

      Повернувшись на каблуках, я вышла из зала. Собственности маркграфа незачем было больше служить цитатником у настоятельницы.

      «Собирайся, Виенн».

      Вспоминая голос дракона, я готова была выть от бессильной злости. Я злилась и на маркграфа, и на мать-настоятельницу, и… на отца с братом. Второй раз пережить предательство – это слишком. Избавились, как от разбитой посуды, бросили, продали…

      Собирайся, Виенн.

      Как будто мне было, что собирать. Оказавшись в своей келье, я достала из-под кровати сундучок – там хранилось платье, в котором я пришла в монастырь. Простое, коричневого цвета – цвета честной бедности. Я выменяла его у вилланки, когда сбежала из замка. И оно сослужило мне хорошую службу. Так же, как и серый домотканый платок.

      Поспешно переодевшись, я повязала голову платком, спрятав волосы. Тогда было глупо бежать в платье из шелка, а теперь глупо бежать в монашеской хламиде. В поясном кошельке у меня хранилось всего лишь два медяка – несколько дней назад я продавала петрушку с монастырского подворья и не успела отдать выручку в общую кубышку. Ничего, из-за пятисот золотых никто не вспомнит о двух медяках, а небеса не слишком обидятся, что я лишила их такой скромной жертвы.

      Сундучок я решила оставить – он привлек бы ко мне внимание, встреть я кого-нибудь в монастыре, и это решение оказалось верным, потому что почти сразу я столкнулась с сестрой Летицией.

      – Куда это ты, Виенн? – спросила она.

      – Пойду в часовню, помолиться перед отъездом, – ответила я, набожно сложив руки.

      Сестра Летиция воровато оглянулась и спросила, понизив голос:

      – Так это правда, что говорят сестры? – она даже облизнулась, ожидая услышать новости.

      Я вспомнила, что ее не было в трапезном зале, когда мать Беатриса продала меня.

      – Правда, что господин маркграф купил тебя в конкубины?![1]

      – Пойду, помолюсь, – сказала я, делая попытку уйти.

      – Боже, Виенн! Это такой ужас! – зашептала она, преграждая мне путь. – Его слуги болтают, что у него уже десять конкубин! А ему все мало! Вот так аппетиты у господ драконов! Мне так жаль, – в порыве сочувствия она схватила меня за руку, но я вырвалась и быстро пошла по коридору.

      – Помолись, помолись! – напутствовала меня вслед сестра Летиция. – Тут самое время молиться, Виенн! Я тоже буду молиться за тебя!

      Я пересекла монастырский двор, но в часовню не пошла.

      Благодаря гостям, ворота не были заперты – люди маркграфа должны были разбить палатки снаружи, и только маркграфу и его брату разрешалось переночевать в келье, под крышей монастыря. Уже стемнело, и это было мне на руку. Проскользнув в ворота, я сразу пробежала вдоль левой стены,