Дожить до рассвета. Милана Абрамович

Можно что-то прикольное вырастить. А если ей еще и мастер хороший, – на этом слове мельком глянула на Константина, – попадется, то и на задания к ним пристраиваться хвостиком.

      – Реально. Че все к нам, да к нам. Лучше тогда уже ассорти собирать. А номерок-то взяла? Я, блин, не у всех сегодня успел.

      23:23. Комната пуста. Линии погасли. Пульсирующая точка пускала вокруг себя цветные круги, хотя посчитать траекторию обратки можно и самому, на месте. Но скоро мог вернуться Елисей. Детей выслать что ли?

      – Потом познакомишься, – поторопил Константин, заметив Олесю на ступенях, и кивнул на прощание: – Магистр.

      ***

      Все ушли. Кто в сквер, кто в Орден, кто куда. Один Хальпарен никак не мог оторвать взгляда от золотого диска за темными клочьями облаков.

      Лили. Черная лилия. А глаза и правда грустные.

      Он опустил веки.

      Это все их радио, безвкусные песни.

      Глава 3

      – Иль не сказал я – да? Иль нет приказа? К чему вопрос такой?

      – Боюсь быть опрометчив. Будь сказано вам не во гнев, видал я, что после казни часто правос… Парво… Павро…– я поднесла книжку под самый нос и вгляделась в буквы.

      – Правосудье, – подсказал Рафаэль.

      – Вот оно самое. Раскаивалось в…

      – Нет, погоди. Произнеси правильно.

      Я подняла глаза в потолок и вздохнула. Вот уже который день шли мои уроки английского, заплетак языкался, а Шекспир то и дело ворочался в гробу. Впрочем, мое заявление об участи драматурга старшие оспорили: душа, по крайней мере, чувствовала себя прекрасно. Не сказать, что это как-то придавало сил, но учить было нужно и оставалось только завидовать терпению опекунов. Легко им говорить! Наизусть эти стишки выучили.

      Начался уже четвертый месяц, а до самостоятельного и независимого члена общества, который мог бы, например, в одиночку ходить в магазин, готовить и пользоваться стиральной машиной, мне еще предстояло дорасти. Из успехов – ноги уже почти не цеплялись одна за другую, хотя Рафаэль периодически подхватывал меня на лестнице за секунду до. Подчерк тоже стал более разборчивым, палочки уже можно было отличить от кружочков, и я пристрастилась переписывать ноты для Азара. Один раз даже решила сочинить свою мелодию, начертила такие же значки, расставила их по всему листу и оставила подарок на рояле. Музыкант почему-то посмеялся и играть не стал.

      Потолок не подарил особого сочувствия. Взгляд вернулся в книгу. Буквы тонули и растекались по залитой солнцем странице, мысли и вовсе залегли на пустынном дне сознания без всякой надежды всплыть на поверхность.

      – Пра-во-су-дье, – прочитала я по слогам. – Раскаивалось в том.

      – Хорошо сказано, – заметил Азар. Все это время он дремал, положив голову на колени Рафаэля, только изредка поправляя произношение. – С чего люди вообще взялись судить других, когда у каждого как минимум одна своя правда? О каком правосудии может идти речь, когда среди них нет единого эталона? Да даже мы просто ведем людей, их историю и судьбы по определенному пути, подталкивая на нужные по замыслу поступки