Разыскивается миллионер без вредных привычек. Ирина Шайлина

маслом, посыпает сыром. У меня урчит в желудке. Танька вздыхает и делает ещё одну порцию для меня.

      – Насть… найти мужчину на ночь не проблема. В конце концов, есть банки донорской спермы…

      – Веришь, нет, но мне хочется знать, от кого я ребёнка рожаю.

      – Стас…

      – Таня!

      Мы снова замолчали. У потолка лениво жужжала муха. Ненавижу мух, истребляю их, но с этой сражаться не буду – она Танькина. Пусть сама мучается. Мы сосредоточенно ели, Тотошка увлечённо играл содержимым тарелки. Тане придётся снова уговаривать его поесть.

      – Смотри, какая красивая брокколи, – включилась она. – Похожа на огромное дерево! А Тотошка великан! Мы же сможем съесть это дерево?

      Тотошка закрыл рот и упрямо затряс головой. Не хотел он никаких деревьев. И разговаривать не хотел. Таня не волновалась – все же два года только. Ещё залопочет. А он… вдруг ткнул в Таньку пальцем и громко и отчётливо сказал:

      – Мама!

      Танька охнула. Да и я тоже.

      – Не говори так, милый! Я чужая, чужая тётя!

      – Мама! – Тотошка был очень упрям.

      – Меня уволят, – простонала Танька.

      Я погладила её по волосам. Может, не уволят. Может, не заметят даже. Не так уж они своим сыном и интересуются. И поневоле испытала острый приступ зависти, несмотря на то, что Тотошка подруге чужой.

      Танька успокоилась. Ловко всунула в приоткрытый детский ротик кусочек зелёного овоща.

      – Тогда перебери своих бывших. Проверенные уже мужики…. Попользуешься разок, может, не обидятся.

      – А, – отмахнулась я. – Мужчина должен быть идеальным, а среди моих бывших такие не водится.

      – Иди уже, – рассердилась Таня, – ты заражаешь Тотошку пессимизмом – смотри, какой печальный стал.

      – Он просто жрать не хочет, – сказала я, но послушно ушла.

      Выкатила свой велосипед. Сунула в уши наушники. Посмотрела на экран – восемь утра только, а столько переделала дел! Моя новая жизнь на меня отлично влияет. В наушниках популярная донельзя песня про незабудки. Незабудки мне никто не дарил, но подпеть – точнее, подвыть – я всегда готова. Быть дурочкой вообще здорово – столько всего прощают.

      Велосипед, успевший отдохнуть, не хотел слушать хозяйской руки.

      – Потерпи немножко, – попросила я, не расслышав за незабудками своего голоса. – Скоро выходной.

      Все случилось донельзя внезапно. Я катила по Танькиной подъездной аллее, выкатилась на дорогу и хотела повернуть, но вдруг слетела цепь – не зря мой велик стонал и жаловался. Затормозить я не могла, все, что оставалось – визжать в предчувствии скорой кончины.

      Падать я не люблю. Да и кто любит? И возможно, не упала бы, повизжала бы, да и остановилась как-нибудь. Но мужчина… он появился внезапно. Я только и успела увидеть светло-серую, почти белую футболку, русоволосую голову и – бах!

      И как в съёмке замедленной. И мысль: главное – не сесть на раму. В двенадцать я села со всего маху. Незабываемо. Поэтому летела я и думала: «Только не на раму! Куда угодно, только не на раму!»

      В