Позывной «Хоттабыч»#2. Узник Абакана. Lanpirot

отмахнулся я от командира. – Не суть, на каком из девяти или десяти кругов нам с тобою черти будут пятки прижигать…

      – Но то, что проверять нашего старичка должны были со всей тщательностью, продолжил оснаб, – бесспорно! Это же Силовое отделение военного училища, а не пансионат благородных девиц!

      Командир подошел к телефону и принялся куда-то названивать. Я же тем временем продолжал постепенно осматриваться. То, что в квартире кто-то постоянно наводил приборяк, сомнению не подвергалось – слишком все вокруг чисто и опрятно. И навряд ли это делает сам Петров: чтобы навести идеальный блеск в таких вот апартаментах, нужно неслабо так заморочиться и потратить кучу времени, которого у оснаба нет. На кухне я обнаружил стоявшую на плите кастрюльку с еще теплыми макаронами по-флотски и нарезанный свежий хлеб, накрытый полотенцем, с вышитыми петухами. Похоже, что за всем следит приходящая домработница, иначе когда бы командир еще и пожрать успел приготовить – мы с ним все это время вместе были. Ну разве что, когда он мне за одеждой гонял.

      – Ты это, Хоттабыч, – Петров, поговорив по телефону, появился на кухне, – если отобедать хочешь – не стесняйся…

      – Да как-то не голоден, – мотнул я головой, – профессор в больничке от пуза накормил. А вечером у Карловича на званом ужине оторвемся – вот и будет у нас «праздник живота»!

      – Не выходит у меня этот твой Карлович из головы, – признался оснаб. – Такое вот поганенькое ощущение, что-то нечисто здесь…

      – Все может быть. – Я покивал головой: чему-чему, а профессиональному нюху командира я безраздельно доверял. Он иногда в самых обыденных вещах такое подмечал, что я просто диву давался. И, как ни странно, в большинстве случаев оказывался прав. Осечки тоже, конечно, случались, но их было мало.

      – Я озадачил пару человечков, – произнес оснаб, – чтобы покопались, как следует, в этом дерьме. Чтобы придирались и подвергали сомнению каждую букву и каждое слово в этом деле. Думаю, ближе к вечеру, перед походом к этому милому дедушке-историку, какая-никакая информация, а пройдет.

      Информация, действительно, прошла: в деле поволжского немца Шильдкнехта Вильяма Карловича, датированном тридцать седьмым годом, ни словом, ни полусловом не упоминался его уникальный Дар Тератоморфа, а вместо этого был указан самый низший класс Медика. Некий лейтенант Синицын, Мозголом из НКВД, проводивший, согласно предоставленным документам Ментальное воздействие на историка, был на данный момент недоступен – с самого начала войны он считался без вести пропавшим. И именно тот же тот же Синицын, но уже старший лейтенант, в тридцать девятом году проводил собеседование с Шильдкнехтом при устройстве старичка преподавателем в Силовое отделение училища.

      – Не нравится мне все это! – ворчал оснаб. – Дар не определил! Без вести пропал!

      – Война, Петрович! – напомнил я командиру. – С каждым может приключиться…

      Но оснаб не успокоился и какими-то обходными путями (поскольку