Сказки бурого болота. Часть 1. О чём молчала Чёрная речка. Светлана Ненашева

пути…

             Все произошло так быстро, что Мишка ни понять ничего не успел, ни расспросить. Отец, рыча, как огромный раненый зверь, из последних сил отдавал ему приказания – молчать и запоминать. Дрожащей рукой гладил по плечу, другой крепко держал за локоть и говорил, говорил… Из уголка рта уже показалась кровавая пена. Она пузырилась, при каждом вздохе отца увеличиваясь в размерах, и шапкой обваливалась на объемистый живот. Потом он, задыхаясь и спотыкаясь, одной рукой зажимая раненый бок и приволакивая перебитую ногу, тащил бедных растерянных парней через разгромленный двор, горящие службы и мечущуюся челядь к потайной незаметной калитке в плотном заборе из плохо тесанных щелястых дубов.

             В этом глухом проулке было пока тихо. И они еще долго оглядывались на родной дом, все более затягивавшийся клубами дыма, и отца, пытавшегося непослушными ногами растрепать траву, примятую копытами их лошадей, и запирающего калитку. Да нет, не могли они, конечно, за толстыми бревнами увидеть, как отец заметает их следы, спасает их от погони, тащит свое могучее истекающее кровью тело как можно дальше от калитки, чтоб не догадались злодеи проклятые, не нашли…

             Не было у братьев Мишки и Олега времени, чтобы даже думать, изо всех сил прокручивали они в голове слова отца, чтобы не забыть, не сбиться. Ни останавливаться, ни спрашивать у кого-то дорогу было нельзя. Попадаться кому-то на глаза опасно. Все сейчас работает на злодеев, везде у них глаза и уши.

             А у Зосима они бывали еще детьми, правда, гостили недолго. Не было у них и нужды запоминать дорогу. Как и полагается княжеский отпрыскам, везли их в отдельном возке, чинно и благородно. Олег, будто был уже большим, сидел в подушках прямо, головы не склонял, посматривал на все из-под опущенных ресниц снисходительным взглядом. Родители и сестры, хоть и посмеивались над ним по-доброму, но всегда говорили, что Олежек настоящий будет князь. Мишке это было обидно, но недолго. С егозиной натурой своей он никак не мог усидеть на месте хоть сколько-нибудь продолжительное время, не сотворив какую-нибудь шалость.

             Вот и в тот раз тоненьким прутиком шебуршил он вознице и воспитателю своему дядьке Савосе то за волосатым ухом, то по заросшей сивой щетиной шее. Дядька смешно отмахивался, будто от оводьев, и очень уж сильно ругался. Даже настоящий князь дозволял себе слегка растянуть губы, но быстро спохватывался. Так что дорогу парни не помнили. Само место их теперешнего стремления отложилось в детских головах роскошными лесами, вкусной едой, веселыми дворовыми хлопцами, лошадьми да разного рода шкодами. И теперь им надлежало прибыть в Кривель одним, голодным и холодным. Не было с ними доброго шумного Савоси, который и уложит, и разбудит, и оденет, и накормит, и присмотрит, и утешит. Лежал Савося нынче на дворе в луже собственной крови, разрубленный почти надвое…

            Мишка же, хоть и был младше, хоть напуган и потрясен, стиснув зубы, гнал лошадь впереди причитающего брата. К его седлу отец пристегнул торбу с сокровищем и ему наказывал исполнить последнюю