На земле Заратуштры. Фарангис Авазматова

самое важное, что может дать человеку кухня». Когда на столе появляются чашки, а затем и пара блюдец с орешками, рахат-лукумом, пахлавой и прочими сладостями, Теги наконец усаживается с нами за стол, и мы начинаем беседовать.

      Я мысленно радуюсь, что мы сразу приступили к чаю и тёплым словам о моей покойной тёте Розе, оставив нетронутыми молитвы. Роза терпеть их не могла: она предпочитала слушать пение птиц и перешёптывание травы и листьев или, на крайний случай, своё старое, привезённое «издалека» радио. Тётя Роза была человеком науки и обожала путешествовать и привозить из своих путешествий впечатления, тезисы и книги. Впечатлениями она делилась с Лилией, чтобы та зарисовывала их на стенах или раскладывала по шкафам, если впечатления были материальны; тезисы прокручивала у себя в голове и оставляла при себе, понимая их чрезмерную гениальность для простых людей. Книги оставались нам всем, но особенно, конечно, мне.

      – Ваша тётя была замечательным человеком, – говорит Сеги, наливая себе в чашку чай из своего чайника с незатейливым рисунком.

      – И правда, замечательным, – подхватывает Теги, ловкими пальцами цепляя кусочек пастилы, – мне так нравилось гостить у вас дома – ваша тётя всегда позволяла мне читать столько книг, сколько мне вздумается. Книги, право, у неё были самые интересные, я нигде больше таких не видела.

      Я рассеянно киваю на эти и следующие за ними реплики. К своему удивлению и стыду, сама не нахожусь, что сказать им о собственной тёте, – мысли отказываются материализоваться в слова, чуть только я думаю о том, чтобы хоть что-то высказать. В какой-то момент мне даже хочется сказать, что вся их любовь к моим тёткам – это всего лишь любовь к людям таким же несчастным и отстранённым от общества, как и они сами. Эти мои мысли, к счастью, тоже отказываются превращаться в слова.

      К моей несказанной радости, экзекуция приятными воспоминаниями длится совсем недолго: всё прекрасно понимающие и проницательные, Сеги и Теги, как только я допиваю вторую чашку чая, удаляются под каким-то совершенно глупым предлогом и оставляют меня наедине с Мальми.

      Между нами на какое-то время воцаряется неловкое молчание. Пытаясь разбавить его, я спрашиваю первое, что приходит в голову:

      – Как ты узнала, когда умерла моя тётя?

      Мальми в ответ вопросительно смотрит на меня.

      – Ну, – стараюсь объяснить я, – ты сказала, что тётя Роза «умерла прошлой ночью», хотя звонила мне вечером. Вряд ли ты ночью была с ней.

      Мальми кивает, понимая суть моего вопроса, – и затем говорит следующее:

      – Всё очень просто. Той ночью я сама проводила её в море.

      Теперь уже я вопросительно смотрю на Мальми. Она, уловив моё непонимание, продолжает:

      – Не думаешь же ты, что она лежит сейчас, закопанная в землю? Вздор. Она ушла в море, как и все мы когда-нибудь уйдём. То, что ты видела на кладбище, – просто символ, пристанище для души. Она сможет вернуться туда, если соскучится по родному краю, но потом всё равно отправится