Соломон. Царь тысячи песен. Виктор Зонис

за грабеж и разбой и тебе – за покрывательство их.

      Плавт быстро сообразил, что угроза эта не пустая, и уже спокойно и примирительно произнес:

      – Я никого не покрываю, а хочу разобраться в том, что здесь произошло. Если мои люди неправы, они будут строго наказаны. Раненым мы окажем помощь, и они получат достойную компенсацию. С хозяином дома я поговорю сам.

      И, видя недоверие в глазах собеседника, добавил, ударив себя в грудь кулаком:

      – Слово Титуса Гонория Плавта – кентуриона и куратора!

      Мужчина повернулся к толпе, окружившей их плотным кольцом. Он воздел руки к небу и торжествующе прокричал:

      – Слышали, братья? Преступники будут наказаны, а раненым и ограбленным будет оказана помощь и выдано вознаграждение. Римлянин дал слово!

      Когда улица опустела, Плавт подошел к своим легионерам.

      – Так, жалкие дети гиены, все расходы – из вашего жалованья. Все, как один, на две недели в караул безвылазно. Из лагеря отлучаться только за смертью! Ну, и чем поживились, недоумки?

      Солдаты нехотя расступились, и Плавт увидел старинный полусгнивший деревянный ящик. Он многозначительно переглянулся с командиром алы и резко скомандовал:

      – Всем немедленно в лагерь. Ящик доставить мне в палатку!

* * *

      Плавт осторожно подцепил мечом петли и открыл крышку. Ящик был доверху набит тонкими глиняными табличками.

      – О, нет! Боги, зачем вы издеваетесь надо мной? – разочарованно выкрикнул он.

      – Погоди! – сириец осторожно достал из ящика древнюю табличку, аккуратно стер с нее пыль. – Погоди, погоди…

      Он подошел близко к светильнику и начал медленно разбирать слова: «…На тридцать седьмом году царствования Давида над Иудеей и Израилем…»

      – Что ты там возишься с этой иудейской рухлядью! – раздраженно сказал Плавт. – Выбрось этот хлам. Вон сколько пыли поднял. Пойдем лучше промочим горло: я знаю здесь одно более-менее приличное местечко.

      Сириец с сожалением оторвался от чтения таблички и бережно положил ее в ящик.

      За кружкой вина он спросил римлянина:

      – Ты, наверное, здесь недавно, Плавт?

      – Это, смотря как считать: мне кажется, что целую вечность!

      – Да, здесь все отдает вечностью. Но, с другой стороны, платят неплохо, да и делать особенно нечего, пока.

      – Почему – пока? Разве эти дикари способны на какое-то организованное сопротивление? – удивился Плавт.

      – Вот вы все такие, римляне, заносчивости много, – улыбнулся сириец. – Я здесь уже третий год и кое-что понял. Да и историей немного интересуюсь. Они – фанатики! За своего мифического, невидимого Бога готовы пойти на смерть и с собой унести туда тех, кто посягает на их веру и свободу. Можешь мне поверить, Плавт, я здесь достаточно насмотрелся! И то, что римские легионы сейчас в Иерусалиме, это ненадолго. Появится среди них какой-нибудь пророк, и будет страшная резня. Вот увидишь, прольются реки крови – и нашей, и их.

      Плавт презрительно фыркнул:

      – Ну