Часовых тел мастер. Ева Сильцева

даму, которая, не довольствуясь малым, сразу же подвела Антонио под венец и родила от него мальчика. Эта женщина была мамой Виктора, Мария Ивановна Абрамович. Его отец любил называть её просто “Мэри”, на что она каждый раз, не на шутку злилась и требовала называть себя не иначе, чем Марией Ивановной. Виктор прожил в России вместе с матерью добрых двенадцать с половиной лет, так как его родители никак не могли сойтись на том, где они будут жить. Мария не могла представить свою жизнь без Питера, с его романтичной достоевской атмосферой, а Антонио напрочь отказывался переезжать из такой знакомой и безопасной для него Франции. В Пуатье мальчик впервые оказался, уже будучи подростком, и то только потому, что отец захотел передать ему свои знания и бизнес. Младший Дюссолье прекрасно вписался во французский колорит, без особых трудностей выучил новый язык, усвоил все тонкости национальной культуры и со временем стал считать себя французом. О исконных корнях уже почти ничего не напоминало, кроме разве что Марии Ивановны, звонившей ему каждое воскресенье из Санкт-Петербурга с тем, чтобы сдержанно расспросить о делах и также сухо пригласить в гости, да славянское имя, данное ему в честь русского дедушки. Конечно, не стоит забывать ещё и про внешность, по словам матери, Виктор был словно “сибирский волк”, благодаря своим светлым, как гранёный алмаз, серым глазам, тёмным угольным волосам и от природы белоснежной коже, которую тот всячески пытался затемнить, нежась по долгу на южном солнце.

      Отчасти русское происхождение в нём выдавало ещё и то, что Дюссолье младший был крайне несведущ в вопросах истории той страны, в которой прожил столько лет, зато знал почти всё про Россию: про её многочисленные войны, храбрых полководцев и величественных царей – благодаря тем книгам, которые находил в библиотеке Марии будучи ребёнком. Именно поэтому Виктор с такой радостью отправился в марсельский замок Иф, не имея ни малейшего представления, что из себя представляет это место.

      После пятичасового поезда, следующего из Пуатье в Марсель, и получасового парома до замка, мужчина, подплыв к его подножию, был крайне удивлён открывшемся видом. Его ждал совсем не старинный дворец, как ему представлялось, выточенный из белого камня, с колоннадой мраморных колонн по бокам и изящным фонтанчиком посреди ухоженного парка. Замок Иф напоминал груду серых безжизненных камней, спрессованных в одну каменную глыбу, тянущуюся до самого неба и заканчивающуюся тупыми зубцами. В одной из каменных башен виднелись небольшие окошки-соты, в которые не смогла бы просунуться даже голова человека. Когда паром чуть ли не уткнулся носом в железные, наполовину съеденные ржавчиной ворота, отделявшие путников от входа в замок, Виктор догадался, что добровольно привёз себя в темницу, где скорей всего, несколько веков назад содержали самых отъявленных и отличившихся преступников Франции. Если бы не группа столпившихся у ворот туристов, то Дюссолье предпочёл бы скорее броситься вниз головой в море, чем одному пройти в этот тюремный замок. Подойдя