Литораль. Ксения Буржская

часовой над ее душой.

      Анна красит глаза, согнувшись над низким зеркалом в прихожей.

      – Чего?

      – Да так. Красивая сегодня.

      Анна закатывает глаза – звучало неискренне.

      Она и не помнит, когда в последний раз это было по-настоящему. Когда Толя ей что-нибудь такое говорил, от чего быстрее билось сердце, или когда он ей что-то такое дарил, что она хотя бы запомнила. Анна спрашивала себя: что он подарил мне на прошлый Новый год? А на день рождения? И не помнила. Хочется ли ей обнимать его? Тоже вопрос уровня «продвинутый». А можно не отвечать?

      Ей было двадцать пять, когда они встретились. Не страстный роман, но приемлемый. Смущало Анну многое, в том числе – каким бы смешным это ни казалось – его нелепое имя. То-ля как приговор. Еще и мать добавила:

      – Нет, – сказала она, – ну ты серьезно? Толя – это ж диагноз.

      Но у Толи были красивые синие джинсы. К тому же он сильно старался: забирал Анну с работы на новенькой кредитной машине, строго раз в неделю приносил цветы – заветренные хризантемы или длинноногие розы – чаще красные или белые, а один раз даже нашел где-то тюльпаны в декабре, прямо как падчерица подснежники.

      Толя работал инженером на небольшом производстве в Мурманске, получал три копейки, и мать (которая завтра приедет) активно пропихивала его на «Нерпу» – судоремонтный завод, где по сей день чинят атомные подводные лодки Северного флота. Свекровь почему-то считала, что на таком большом предприятии с историей Толя непременно заработает много денег. И заработал бы, если бы воровал, но он был кристально честен, поэтому в «Нерпе» оставался таким же нищим, как был, – только в Снежногорске. «Зато квартира своя», – любила приговаривать Антонина Борисовна, довольно осматривая их с Анной пятьдесят два квадратных метра. У самой свекрови была трешка в Мурманске, в ней наш Толенька вырос, и в ней же они с Анной жили первый год после свадьбы – до рождения Наума.

      Анна тяжело переносила совместную жизнь со свекровью, тогда ей казалось, что проще переехать в маленький город, зато в отдельное жилье, тем более – ну что там езды до Мурманска – каких-то шестьдесят километров, час.

      Антонина Борисовна мечтательно говорила про Снежногорск: «Край холодных снегов и горячих сердец». А Анна думала, спустя шестнадцать лет: дыра ебаная.

      Алка приезжала в гости по спецпропуску, с Есей познакомились в школе – и сразу подружились, как только Анна туда устроилась.

      Мать Анны переезду тоже обрадовалась: будешь, сказала она, с мужем как за каменной стеной, и Анна не поняла, что имелось в виду – что теперь она в закрытом городе, как за решеткой, или что на Толю можно положиться?

      Зная мать, скорее – первое.

      Анна и сама не могла ответить, можно ли на Толю положиться. Он был добрый, милый, заботливый, но решать проблемы не умел совсем – пасовал перед трудностями. Анне сначала казалось, что это не главное, потом стало раздражать.

      «Ты на мужика не дави, – говорила ей мать. – Мужик давление