Стальная бабочка. Часть 2. Отрицание. Мария Анашкина

слышал меня Борька. – Сашка, ты же совсем потерялся, давно в нашей компании не бываешь, не в курсах последнего кипиша-то. Да и вообще… Помнишь же Тошку Рудзинского, любимца Андрюшиного…

      – Боря, давай не будем о нём, – прервал его я.

      – А чегой-то? – Он налил себе ещё коньяка, тут же опрокинул рюмку и с шумом занюхал это дело кружком колбасы. – Стыдно тебе, что ль? Ну-ну. Пусть Саня тоже узнает, какие корки твой пацан отмачивает. Да и сам ты тоже хорош, любитель-взломщик. Прикинь, Санёк, Андрюха в квартиру к нему лазил.

      – Борька, ты охерел? – Я кинул взгляд на Сашку и отметил, что он слегка оживился.

      – Да ладно, чё ты? Не посадит же тебя Сашка, – заржал Борька. Придушить бы его, подумал я, да жалко убогого. – Такая хохма была, мы ж с Сёмкой…

      – Да он его, поди, и не помнит, Антона-то… – заметил я. Очень мне хотелось съехать с этой темы. Вот Бориска, скот, удружил, лучше бы я его не звал.

      Хотя, с другой стороны, а куда без него. Он единственный из моего старого Афганского взвода, кто ещё не пропустил ни одной встречи. Без него всё будет не то. Да и такими темпами мне вообще некого будет звать.

      – Почему же, отлично помню, – вдруг сказал Сашка и выразительно просмотрел на меня, даже брови едва заметно приподнял.

      Помнит, ещё как помнит. Была у нас с Сашкой своя тайна, связанная с Рудзинским, и хотя я не сомневался, что Саша в случае чего болтать не станет, – это не Борька, – мне действительно сейчас, в этот вечер как минимум, не хотелось говорить об Антоне.

      Сашка с тех пор, как стал начальником одного из местных УВД, был не частым гостем на наших посиделках в любое время, не только на двадцать третье. Я, кажется, не видел его уже года два. А последний раз мы с ним встречались у него в кабинете. В то время он по моей просьбе собирал досье на Антона, обновлённое, персонально для меня, по старой дружбе. Обширное получилось досье, надо сказать.

      Мы с Сашкой оба делали вид, что ничего особенного не происходит, что мы поверили друг другу, спустили всё на тормозах. Тем не менее теперь между нами висела какая-то напряжённость. Невысказанные слова витали в воздухе, почти что материальные, как морозный пар изо рта.

      Мы делали вид. Держали хорошую мину при плохой игре, как говорится. Он делал вид, что верит моим словам о невиновности Антона. Я делал вид, что верю в его веру. Да, с тех самых пор мы не виделись с Сашкой, даже не разговаривали ни разу, и теперь я ловил на себе его взгляды, в его лице, на котором лежала тень озабоченности рабочими вопросами, нет да и проскакивала что-то цепкое и хищное, как у гончей, почуявшей след добычи.

      – Года четыре назад мы были в баре, помнишь, Борь… А хотя, ничего ты не помнишь, ты ж тогда нажрался в хлам, как всегда. – Сашка заметно повеселел, даже чуть раскраснелся.

      – Я-то?

      – Ты-то. Девятое мая мы отмечали, – уточнил я.

      – Да-да, – энергично закивал Сашка.

      Сёмка смотрел на нас с интересом. Он был не местный, не Новосибирский, хоть мы и воевали все в своё время в одном взводе, – переехал он сюда только в