Перстень Персефоны. Мария Круглова-Жорняк

она пошла к дому не напрямки от метро Адмиралтейская по Малой Морской, а сделала крюк через Александровский сад, побродив вокруг фонтана и оттуда двинувшись на Гороховую. К вечеру совсем заморозило, и от весеннего духа, что утром принесли лучи тусклого северного солнца, не осталось и следа – последние лужи замёрзли, превратившись в сплошной ледяной каток. Ольга помнила расхожее выражение своей бабушки – о том, что «пришёл марток – надевай трое порток», и думала о том, что сегодня оно как никогда подходит к установившейся вечером погоде. Весна близко, но ещё не здесь – и потому нужно собраться с силами и терпеть дальше.

      В квартире Ольгу ждал полный бедлам. Отец милостиво согласился помочь ей с переездом, и должен был сегодня днём, пока она была на работе, присутствовать при сборке заказанного Ольгой шкафа – благо, удалённый формат работы ему это позволял. Она понимала, что уже этого достаточно, чтобы ощущать благодарность ему, иначе пришлось бы или переносить начало своей трудовой деятельности в компании, или жить без шкафа до выходных. Но всё же, всё же… Когда она увидела обрывки коробок, разбросанные по углам квартиры, пенопласт и защитную плёнку, ей взгрустнулось. Он мог бы собрать их и вынести на помойку во дворе, но не сделал этого – вероятно, потому, что она его об этом не попросила, а сам он желания помочь ей в этом деле не изъявил. Вздохнув глубоко, она принялась собирать мусор, сворачивать его в рулоны и обматывать скотчем, чтобы было проще тащить его по лестнице вниз.

      Бросив огромные свёртки в контейнер с сухим мусором, Ольга, в одной куртке побежала обратно в парадную, мимоходом кивнув старухе в изысканно-бордовой беретке и пальто с гигантской серебряной брошью, что восседала на лавочке в скверике – но та отвернулась и на кивок никак не отреагировала. «Ну и ладно» – думала Ольга, взбегая на третий этаж и ощупывая в кармане холодные ключи. Сегодня всё шло совершенно не так, но это не повод, чтобы опускать руки.

      Дома она принялась за нехитрый ужин в виде яичницы с ветчиной, но сперва развела заранее припасённое удобрение и как следует полила фикус, а ещё пододвинула его ближе к батарее, решив, что ему холодно. Она ела яичницу, сидя за столом с поджатыми ногами, и отгоняла воспоминание о завтраке Максима, что точно так же возлежал на этом столе в тот день, когда они с отцом пришли сюда на просмотр. Еще она размышляла о том, что у батареи для фикуса может быть слишком сухой воздух, и будет нелишним опрыскать его листья из пульверизатора.

      Справившись с яичницей, она отправилась в ванную, где долго отмокала в тёплой, почти горячей воде – настолько, что зеркало совершенно запотела, а помещение наполнилось клубами белёсого пара. Ей отчаянно хотелось смыть с себя ментальную вонь от содержимого ассинезаторной машины, что вылила на её голову сегодня Марина, гелем для душа, который наполнял ванную персиковым ароматом и пузырьками пены. В течение рабочего дня она подходила к ним с Тимофеем ещё два раза – но ничего не говорила, только молча качала головой и закатывала глаза. Вероятно, она заметила