Приди в мои сны. Татьяна Корсакова

увиденный во сне, разворачивался перед Федором, раскрывал тайны, и когда все закончилось, когда почти весь пол в охотничьем домике был изборожден следами от ножа, все сложилось. Теперь Федор знал темное нутро Стражевого Камня как свои пять пальцев, все его подземные ходы и пещеры. Он даже знал, где расположена та пещера с подземным озером, в которую приводила его Айви. Не знал он только, зачем это все нужно.

      Все время что Федор рисовал, Евдокия сидела тихо, не шелохнувшись, заговорила лишь, когда он с силой, по самую рукоять, вогнал нож в землю – поставил точку.

      – Что это? – спросила она очень тихо.

      – Внутренности острова. – Он уселся по-турецки, уставился на плоды своих трудов. – Я боялся, что забуду, а теперь знаю, что не забуду никогда.

      – И что означают эти линии? – Носком ботинка Евдокия указала на одну из борозд.

      – Это подземные ходы, тетушка. Вот тут они выходят на поверхность, а здесь заканчиваются пещерами.

      – Этого не может быть.

      – Может. Мы были тут, – он ткнул пальцем в одну из пещер, – вместе с Айви. Я знаю, где спрятан вход в нее. А эта, – палец переместился к другой пещере, гораздо более глубокой и чуть менее объемной, – находится прямо под колодцем. Там, на дне, есть озеро с родниковой водой.

      – Но сверху кажется…

      – Сверху ничего не видно, – перебил он Евдокию, – выглядит, будто это самый обыкновенный колодец, но вам ли не знать, что на Стражевом Камне нет ничего обыкновенного. Вот только тайны свои он охраняет очень надежно.

      – А тебе открылся?

      – Выходит, что так. – Федор пожал плечами. – Я просто увидел это. Только пока не знаю, зачем.

      – Нужно рассказать Августу, – сказала Евдокия твердо.

      – Почему?

      – Потому что на острове идет строительство, а там, оказывается, ямины эти, пещеры… Это опасно, Игнат.

      – Опасно, тетушка. – Он улыбнулся. – Надо думать, это очень опасно. А Августу я сам скажу. Есть у меня к нему серьезный разговор.

      – Что ты задумал, мальчик? – Евдокия всполошилась, побледнела, но руку, как раньше, к груди не прижала. Не болит больше сердце? Федор прислушался к своему собственному, но ничего особенного не почувствовал. Похоже, вчерашняя выходка закончилась бесследно для него. Закровившие рубцы не в счет, это такая малость.

      – Ничего такого, что навредило бы вам или Августу. – Он встал с колен, пересел на табурет и задумчиво посмотрел на каравай хлеба.

      – Снова голодный? – Евдокия принялась нарезать сначала хлеб, а потом и толстый шмат сала.

      Нет, он не был таким голодным, как всего несколько часов назад, но сала с хлебом все равно хотелось.

      – Так что ты задумал? – снова спросила Евдокия, наблюдая, как он ест. – Кому твоя затея навредит?

      – Злотникову. Или вы, тетушка, думаете, что я вторую щеку подставлю? Хватит, наподставлялся…

      – Все-таки решил поквитаться. – Евдокия не спрашивала, она давно уже все поняла.

      – Не за себя – за Айви, за Акима Петровича. Нельзя это отродье безнаказанным оставлять,