Записки психиатра. Безумие королей и других правителей. Максим Малявин

с родной сестрой, и теперь ему лучше самоубиться, чем с нашей Клавочкой женихаться. И в 53 году женила на ней Нерона, несмотря на его попытки отнекиваться и отбрыкиваться: надо, сын, надо!

      Тут Клавдия и посетило сатори: меня же по всем фронтам обложили! Груня, куда ты дела моего Британника? Эй, кто там, быстро верните его ко двору! Кажется, в будущем на троне он будет смотреться лучше твоего Нерона. Опять же, родная кровиночка. «На каком, на фиг, троне? – неподдельно изумилась Агриппина. – В каком, на фиг, будущем? Клавдий, зайчик, сегодня у нас на обед такие изумительные грибочки…» Император отведал грибочков – и умер.

      В тот же день, 13 октября 54 года, Секст Афраний Бурр привел шестнадцатилетнего Нерона к своим преторианцам, и те дружно кричали «виват!», признавая его новым императором.

      – Мамочка, поздравь меня, я императором стал! – похвастался Нерон Агриппине. – Теперь я большой мальчик и могу тебя не слушаться.

      – Morologus es![7] – рассмеялась Агриппина, – теперь слушаться меня будешь не только ты, но и Вечный город, и вся империя!

      Доходило до абсурда: матушка (небывалое дело!) на официальных приемах садилась рядом с венценосным сыночком, вполголоса делала ему замечания (спину не горбить, в носу не ковыряться!) и подсказывала – а по факту диктовала, – что говорить, какие распоряжения отдавать. Пока ступор официальных лиц не сменился праведным негодованием, Сенека (он уже многое повидал и мало кого боялся) втолковал Агриппине, что так и до беды недалеко, и та сбавила обороты – во всяком случае, на людях. А дома продолжала парня шпынять: я тебе империю подогнала, так что будь добр, слушайся, мать плохого не посоветует!

      Бурр и Сенека, малость придавленные амбициями Агриппины, решили, что пора отнимать мальца от материнской груди. А то эти две мегерочки, нелюбимая жена и готовая задавить своим… нет, не бюстом, а авторитетом и властолюбием матушка до того парня достали, что он в загул по тратториям да лупанариям ударился, лишь бы дома пореже бывать. И тут такая удача: на глаза Нерону попалась Клавдия Акта, красавица-вольноотпущенница, из бывших рабынь, что по случаю то ли Клавдий-покойник прикупил, то ли дочка его. Что уж там Нерону запало – экзотическая ли красота (Клавдия была родом с Востока), впитанный ли ею с молоком матери обычай почитать своего мужчину и не перечить ему, – но он реально увлекся. Да что там – влюбился!

      Реакцию Агриппины было несложно просчитать: «Нерон, фу! Брось каку!» Но тут нашла коса на камень.

      Видя, что влияние на сына, а вместе с ним и реальная власть норовят выскользнуть из рук, Агриппина топнула ножкой и, словно Петрушку из скоморошьей торбы, вновь извлекла на свет Британника. Мол, щас я буду из этого мальчика делать нового императора. А то Нерон сломался почему-то, испортился, команд не слушается.

      – Vae! – шлепнул ладонью себя по лицу Нерон. – Мама, ну сколько можно! Впрочем, в игру с твоими фигурками можно играть и вдвоем, и сейчас твой мелкий cacator

7

Вот дурачок! (Лат.)