Журнал «Юность» №11/2024. Литературно-художественный журнал

нужно еще чуть-чуть нейронной стимуляции…

      – У тебя одна сплошная нейронная симуляция. Але! – Раздались неприятные щелчки пальцами. – Там разбойное нападение! Тебя сдадут!

      – Ну и ладно.

      – Ладно? Ты меня с собой утащить захотел?

      – Я тебя хотел?

      – Говноед.

      Старинный друг прошелся по комнате и встал перед шторками. Раздвинул их. Комнату и сетчатку Томаса поразил солнечный свет.

      – Выключи…

      – Я даю тебе три часа, чтобы оклематься. Потом спускаешься, садишься в машину – и едем разгребать дерьмо, которым ты меня одарил.

      Томас забился в угол дивана, прячась от света. Халат все-таки был на нем. Это хорошо, можно закутаться от глупых разговоров.

      – Не поеду я никуда… Меня вообще-то ограбили!

      – Сколько та статуэтка стоила? Три? Пять миллионов? Охренеть трагедия. Забудь, тебе надо уезжать из города.

      – У меня сделка. И вообще, это мой город, я никуда отсюда не поеду. Не из-за этих утырков.

      – Сам ты утырок, Тимофей! Вставай, тащи свой зад в душ и приходи в себя!

      – Закрой пасть!

      – Ты мне указывать будешь?!

      Томас выхватил из-под подушки пистолет. Наверное, он не собирался стрелять. Да, точно, не собирался. Но он нервничал и ему хотелось самоутвердиться. Его впервые в жизни ограбили, это вызывало детскую ярость и обиду.

      Однако, едва пистолет показался из-под подушки, в глазах что-то сверкнуло. Тело показалось каким-то легким, пока не упало плашмя на пол. Это было больно и как-то неправильно.

      – Сволочь!

      – Ты на меня ствол направил!

      – Уроды! Вы все уроды! Всех порешаю! Это мой город, мой бизнес, мое искусство и моя статуэтка!

      – Ты потерял хватку, Тим. – Собеседник говорил уже спокойно.

      А потом их взгляды пересеклись. Томас увидел в свой адрес жалость, и это его вывело из себя окончательно.

      – Я потерял хватку?! Я? Я тут всех положу! Всех размажу! Мне сейчас надо сделку завершить, и я доберусь! Они у меня свои же зубы жрать будут! Отстань! Отпусти! Убью!

      – И почему я тебя тогда пожалел, а? Наркоман конченый. Тебя все гнобили. Жертва изнасилования, мать – проститутка. А я пожалел на свою голову.

      – Заткнись! Не трогай мать!

      – Да ее уже никто не трогает. Эх, Тим. У меня плохое предчувствие. Нас давно пасут, а тут… Томас затих. Откуда-то нахлынула давняя боль и унижение. Он отплатил за них миру, сполна отплатил. Но они продолжали возвращаться: чувство беспомощности, боль, отчуждение, когда твое тело перестает тебе принадлежать. Ориентиров больше не остается. Но Томас нашел. Больше никогда не быть беспомощным – вот его ориентир. Сейчас надо сделать так, чтобы от него отстали.

      – Понял тебя. Через три часа буду как огурчик. Но не смей больше вспоминать наше детство.

      – Извини. Прорвемся, всегда прорывались.

      Похлопывание по плечу казалось мерзким, но надо было стерпеть. Надо было остаться одному, закинуться еще чем-нибудь и впасть в беспамятство.

      Ради