Договорились о цене, поехали. Дед еле ехал, мы его умоляли ехать быстрее. Приехали в ЗАГС, у дверей дежурила бабушка Кощея в кримпленовом платье и кожаной куртке, она не могла пропустить такое событие и плевать хотела на то, что мы просили никого не приходить. Бабушка начала материться на чем свет стоит из-за нашего опоздания. Но она оказалась очень полезной, во-первых, купила букет, во-вторых, заплатила за две фотографии, потому что у нас денег не было, а фотографы в ЗАГСе драли тогда нещадно. При этом бабушка возмущалась, что такой нищеты тут ещё не видали. Несмотря на то, что регистрация была неторжественной, в предбаннике было полно беременных невест в свадебных платьях с кринолинами, сновали также свидетели в красных лентах наперевес. Ну понятно, что родители сначала рассердились из-за залёта, потом жалко стало дочек, сгоношили на свадьбу как у людей. Кощей начал возмущаться, стал выговаривать сотруднице, разводящей пары по расписанию, а почему они все в свадебных платьях, это же нечестно, и мы на такое не подписывались, вы нам обещали неторжественную регистрацию. Кощей иногда ведёт себя как обманутый ребёнок. Там у них всё подзадержалось, поэтому мы успели. Вошли под Мендельсона, за которого тоже пришлось заплатить, видимо, поэтому и не хватило на фотографии. Бабушка с нами заходить не стала, на наши уговоры запротестовала в своём любимом грубовато-пролетарском стиле: «Ешчо там таких старух не видали!» (у неё был белорусский выговор «ешчо», «вабшче»). Во время церемонии на меня навалились слёзы, но это ничего не значило, я на всех свадьбах плачу. Когда сказали поцеловаться, я почему-то начала отворачиваться. Кощей потом по выходе мне предъявлял, что регистратор подумала, что меня насильно замуж выдают, иначе почему я плакала и отворачивалась. Мое желание осуществилось и начался длинный и мучительный путь сохранения семьи, потому что я как упёртая отличница привыкла работать на результат, и он хоть и очень смутно, но проступал вдали, ну хотя бы до серебряной дотянуть. Нужно было доказать в первую очередь себе и всем этим сукам, матери, родне, что я могу и именно с ним, потому что они все были против него.
Глава IV. Обесценивание и эмоциональные качели.
Как я продержалась 25 лет в браке? «Я ж спокойные дни-то на пальцах сосчитать могу!», эту фразу из «Любовь и голуби» я Кощею часто повторяла. Не всё было беспросветно плохо, он намеренно устраивал мне эмоциональные качели, чтобы я больше ценила редкие моменты безоговорочной любви. И эти моменты до сих пор вызывают во мне приступы нестерпимой жалости о том, что он разрушил наши отношения, и иногда даже вселяют надежду на возврат. А вообще, относительно спокойными и счастливыми были только два года после рождения второго ребёнка, видимо, он был в короткой ремиссии. Но после ковида и начала СВО ему совсем крышу снесло. Я не успевала подстраиваться к изменениям в его состоянии. Все двадцать семь лет спасало, конечно, чувство юмора, которое у него довольно хорошее, мы часто с ним удачно шутили друг с другом,
