Покров алмазный. Андрей Александрович Чистотин

девы песнь запели, не разбудите, дремлет шмель. Трава испуганно всплакнула, – не пасть бы стебельками в грязь, вон ходит Гоголя Вакула, он каблуком затопчет вязь. А в небе тучки сини Рима лишь там в душе моей покой, то вечный город побратима, до Гёте глянь, достать рукой. У нас свои в глуши поэты Романов, Яшин и Рубцов, а вот и Фокина, к ним в Леты, не просто жить нам без отцов. Но надо…, мы ещё не пали, мы безотцовщина страны, отцы на пузе пропахали дороги страшные войны. А май победными слезами шагал с поднятой головой, и каждый листик пел на память, и каждый стебелёк герой.

      В цветах земля.

      Какая женщина…, в цветах земля, на голове же мамина панама, она в туманах древнего кремля и там где звёзды едут в льдистой драме. Стихи за жизнь, где лезет стебелёк, черна земля на солнечном пожаре, чернильный слог, что взял под козырёк, весенний вздох поднимет с миражами.

      Вот бедуин, вот маленький пророк, меж туч лучи устало заблудились, они пришли на наш земной порог, арабский слог затопчет нашу милость. Славянский стих забудет паранджу, виденье видно к счастью не спустилось, Есенин отменил сердец вражду и женское стыдливо загрустило.

      Прости весна, ты совершаешь круг, опять сады, опять громов угрозы, поэт тебе на этом поле друг, несёт стихом пылающие розы. Постой, они воспрянут в летний зной, и скромные ромашки и малина…, серёжек перезвон над головой в молочной тьме зубастая рябина.

      Уходит день, закончился дождём, глядим в окно, ну чем же мы поможем, закатный луч пальнёт на ночь огнём, мой внук под щечку рученьку положит. Строка в реснички, в детские мечты, покой и сон на русскую равнину, но где то там, за гранью вздрогнул ты, мой богатырь, подняв славян дубину.

      Земли наживка.

      Да время, что ж – пускай стоит, а у меня в душе улыбка, у Руссов свой на это взиг, здесь балалайка, а не скрипка. Мы прибаутками живём, романсы это не для шутки, скрипя зубами не умрём, ведь это время для побудки. Не зря Батый к нам приходил, он сжёг историю по пятки, немецкий рыцарь люд побил, учёный муж украл оглядки. Затем закрыли на замок Европу жирными руками, спасибо Пётр, тот превозмог, и проломил дверь каблуками. История так глубока копни в углях, а там могилы, Ярова Русь, твои бока, торчат из Рима и Египта. У северов своя страда, рыбацкие скрипят заливы и Соловецкая гряда, где купола церквей стыдливы. Шатровый храм стоит как милость, о Русь, слезу твою утру, нет, наша жизнь не развалилась, мы все поднимемся к Христу. “Скифпанк” – в нём остриё и свет, и космос, и земли наживка, там будет царствовать поэт и воспевать народов сливки.

      Два голоса,одни слова.

      «Ты в грезе сонной изъясняла мне разум мудрых птиц, что с пеньем отлетели…» Вяч. Иванов А темнота, как беднота, из храма выйти не поможет, стучу в закрытые врата и восклицаю Боже, Боже! То плутни королевы Маб, что фея из поэмы Шелли, а я сегодня девы раб, вдохни любовь из малой щели. Открыт засов, луна в засос плиту и старый мох ласкает, но вот крылатый альбатрос зовёт в тот мир, где правит Каин. Иди, иди, там рай найди, его покинули два блуда, любимую прижми к груди…, тоска, а в ней живёт Иуда. Найди жилище в цвете кущ, очаг зажги в преддверье чуда не верь провиденью