Чудак. Дамира Владимировна Станислав

Поехал туда однажды, денег заработать, лес рубить, да и затянуло его это благородство сосновое, просторы немыслимые, места одичалые и хоть зима здесь вдвое больше лета, и холода иногда пробирают до самых костей, не смог бы он променять чистоту безгрешную – здешнюю природу, на какую-нибудь серость автомобильную. Жил чудак здесь уже пятый год в барачном общежитии. Жил и теперь вот возвращался назад. Путь, конечно, обычный, железнодорожный четверо суток в пути, качает тебя из стороны в сторону. Но дорогу чудак любил, уляжешься на второй полке, двое суток просто спишь, отсыпаешься за всю жизнь, клетки восстанавливаешь, добром напитываешься, болезни изгоняешь, на третьи просыпаешься и любуешься, любуешься красавицей Россией: широтой и стройностью ее, богатством и скупостью, ее многогранностью и одиночеством, ее ленивой силой и бесхарактерным бессилием. И полями, лугами, лесами, реками и землей – черной, красной, желтой, рыхлой, каменистой, болотистой, травяной, выжженной, обугленной, комковатой, рвистой, песчаной, плодородной, бескрайней… синева и зелень летом сойдутся полоской горизонта; белость и серость – зимой; контрастная ранняя весна, особенно ранняя, когда стволы деревьев и ветвей черные, а небо ясное, солнечное, пушистое, веселое. Об осени, что и говорить? В ней нужно пройтись, ее нужно вдохнуть, с утра до ночи смотреть неотрывно и о ней грустить, об уходящей. Быть в поезде осенью, невыносимо, проноситься мимо и не окунуться в нее. Хотелось там, за окном, с деревьями побродить, а состав мчит тебя на север, туда, где осень так быстротечна, не успеешь потолковать толком с ней.

      – Приеду, там уже зима. – Взгрустнул он.

      – Проснулся, чудак? – сказал сосед снизу. – А мы уж думали, жив ли он! Слезай, покушай хоть. Слезай, давай, мы не кусаемся, место тебе уступим. Ты куда едешь-то хоть? В Забайкалье? Земляк значит! Мы, поди, на одной станции выходим.

      Что ж за особенность такая пути, ляпнешь что-нибудь и обязательно разговорчивый какой-нибудь найдется, все у тебя выспросит, все о тебе узнает, на уши присядет, и таких историй наслушаешься, верить им или нет, может и не стоит. Но чудак верил всему, жизнь, штука такая, все в ней возможно!

      «А кто врет, с того и спрос! Может он врет, а сам себе верит. Встречал я таких людей. И что самое интересное, потом у них действительно все так и получается, как они приврут. Вруны-фантазеры, есть такие люди, вреда от них никакого, болтуны первостепенные, но люди хорошие. Пусть городят, всему поверю, удивлюсь, поздравлю. Встречаются и мрачные личности, не разговорчивые, вынужденные, кому выпала доля делить с незнакомцами свой угол, и балагуры-выпендрялы и, да и много разных. Удивительное же то, что поезд не показывает твоей уникальности, он делает тебя домашним, личным, родным. Вот кто угадает в этом старичке с книжкой, одетого в удобные треники – профессора, а в группе играющих в карты и лузгающих семечки – крановщика, менеджера и айтишника – нет, здесь нет таких, да и зачем они здесь нужны, ни к чему. Здесь сонные, лохматые, жующие, болтающие, бездельничающие