Посторонние. Роджер Царапкин

мы не знаем. Если послать зонд, он не сможет собрать все данные, возможности автономных аппаратов очевидно не безграничны. Хотя они, безусловно, намного дешевле, с этим я не спорю. Но живая миссия, в отличие от зонда, способна прямо на месте решать какие-то возникающие вопросы, а их всегда возникает много. Кроме того, дополнительные нюансы обязательно появятся по пути следования аппарата, а зонд не способен оперативно реагировать на изменения в окружающем пространстве, он заточен под одну конкретную задачу.

      Все на несколько минут замолкли, внимательно изучая виртуальный файл, зацикленный в гарнитуре у каждого члена комиссии на голове, снова и снова переживая скоропостижную смерть жука. Наконец, встал из-за стола ещё один персонаж, самый старый среди членов, но с виду далеко не самый умный. Бронкл не помнил его, но гаджет тут же подсказал: Гагтунгр-3, Отдел стратегического планирования и системного анализа, теоретик пятого уровня со специальным допуском ко всем данным, вплоть до десятого уровня – последнего. Очень достойный чувак, а с виду и не скажешь. Под гаджетом, который он снял, оказались глуповатые и удивлённые глаза, почти как у Скантула. Он изрёк следующее:

      – Вы, коллеги, согласитесь, что ничего наверняка знать мы не можем. И хорошо, что у нас есть возможность на практике изучать этот мир. Вот я бы и сам с удовольствием слетал в какую-нибудь далёкую экспедицию, но система меня точно не пропустит, даже пассажиром, возраст уже не тот. А так: обогнать свет в триста раз, и несколько суток лететь ради новых открытий в неизвестность – разве вам не нравится такая идея? Ну, да, затратно, опасно, – Гагтунгр с завистливым обожанием посмотрел на Бронкла, – но вы сами должны понимать: фундаментальная наука всегда требовала и будет требовать от нас больших вложений. Но без этого и прикладная наука тоже в конце концов остановится, и мы как цивилизация начнём деградировать из-за собственной жадности и недальновидности. Это же будет просто смешно! – он эмоционально махнул рукой куда-то в сторону. – Ну посмотрите же в окно, посмотрите на самих себя. Посмотрите на небо, в конце концов. Если бы наши предки были такими же жадными и недалёкими, мы все могли бы сейчас жить в каких-нибудь пещерах, а мы летаем между звёздами и галактиками. Жадность и недалёкость может нас когда-нибудь погубить, сограждане! Подумайте об этом.

      Старый романтик, понимая, что вряд ли его здесь кто-нибудь поддержит, утомлённо присел на своё место. Всяких ветеранов вроде него не то, чтобы не уважали, скорее считали неактуальными современной эпохе. В тренде же был точный расчёт, в том числе финансовый. Не жадность, но рациональность; не желания и хотения, но чёткая необходимость; не бездумные исследования всего подряд, но последовательное познание всё более далёкой вселенной. Короче: очень всё правильно, понятно и предсказуемо, только иногда так же муторно и скучно, несмотря на всю врождённую любознательность стилусоидов. И когда они сталкивались лоб в лоб – природное любопытство и тяга ко всему