Товарищ Кот, английский жмот и человек-патефон, или Добро пожаловать в Велкомбританию. Александр Вяземка

иначе как богами, звездами, бряльянтами себя не ощущают. Эх, как же люди измельчали! Как много стало их поверхностных, ненужных Миру! Хотя… возможно, много было их таких и раньше? Прогресс ведь человечеству всегда был обеспечен одиночками, а не бряльянтами из звездной шелухи.

      – Зачем же презирать их так? Ведь есть престиж. И от него не отмахнешься.

      – Престиж… Престиж престижу рознь. Здесь все зависит от того, чье уважение тебе дороже. Стремящиеся к ценностям материальным весьма непритязательны к духовной пище. И наоборот. Материального комфорта вы достигли. Но ведь душевный-то комфорт пропал! А человек – душа. Не телефон, компьютер, телевизор, а душа.

      – Но разве же не здорово, когда тебе завидуют все-все вокруг?

      – Ах ты, безмозглая, материалистическая пустота в пространстве мирозданья! – мне стали так противны его речи, что лоб высокомерный Эгберта Бэйдона я познакомил со своей большою ложкой. – Ведь даже человек, которому завидуют все-все вокруг, завидует кому-нибудь еще! Как было бы неплохо найти и уничтожить ту мозга часть, где самолюбие живет! Чтоб меньше человек кричал: «Я! Я! Я! Я!» Что нужно вам? Что? Власть? Но обладанье властью – грех. И величайший!

      – Я думал, в жизни нужно все попробовать. А как иначе? – Эгберт ответствовал фальцетом, вырываясь из кустов объятий, в которые его столовый мой прибор вогнал. – Власть, деньги, красоту.

      – А пробовал хоть раз не поддаваться искушенью?

      – Не помню за собой такого. Да дело ведь не в этом.

      – Неужели?

      – Могу ли вас просить убрать подальше ложку? Спасибо. Мешает, понимаете, мне мыслить. Вы, безусловно, правы в чем-то. Но не ищу я счастья такого же как у собаки, когда все, нужно псу что, – это лишь хозяин. И это счастье все, доступное ему. Довольствоваться малым? Не мне и не другим судить меня. Достаточно мне знать, что Всемогущий видит все и знает. Пусть он и делает сужденья.

      – Не хочешь же сказать, что, Господа у вас не будь, вы, люди, были бы порочней только? Что, если Бога нет? Тогда что? Религия – вот сладкое лекарство для тех, кто духом слаб и нищ.

      – Замолкни прежде, чем такое скажешь, о чем ты пожалеешь рьяно! – Тут рыцарь мой налился гневом, схватил мой меч и принялся рыхлить им землю: вес моего меча велик был слишком для хилых рук его.

      – Мы просто разговор ведем, – я молвил примирительно: ведь недостаточно над ним я посмеялся, а потому мне не хотелось ломать Эгберту шею в начале самом нашего знакомства.

      – Да это издевательство на тем, что, собственно, есть разговор! – тот пробурчал со злобой, но, поостыв, уселся у огня.

      – Ну, ладно тебе, Эгберт… – Меня немало позабавила такая вспышка гнева, и я решил, что буду впредь опять его сердить – коль больше нечем было нам развлечься. – Я просто вольнодумец. Не первый я такой и не последний. Кого винить в конфликте наших взглядов? Того, решил кто первым, что должен быть на свете Бог? Или того, кто первым же решил,