Цветочный крест • Потешная ракета. Елена Колядина

прочищать.

      – Кому?

      – А любому, кто рожок мой в уста возьмет.

      – Фу, бес!

      Феодосья семенила, не поднимая очей, вспыхивая то от срамных приговорок Истомы, то от блудливых словесов золовки. Истома сыпал шутками Марие, но не сводил глаз с ее родственницы, любуясь ее темно-русыми бровями, густыми ресницами, пухлыми ланитами.

      – И чего же ты такой голодный? Жена редко кормит? Ты, скоморох, женат? – поинтересовалась Мария.

      – На что жениться, когда чужая ложится?

      – И много ли таких чужих было?

      – Считать не считал, а горошины в карман клал, да на сотой карман оборвался, – не раздумывая, ответил Истома и действительно продемонстрировал дыру под полой охабня.

      – Ха-ха-ха! – заливалась Мария.

      – Ты не думай худого, молодая княгинюшка, это только глумы для вашего веселья, – тут же проникновенно обратился Истома к Феодосье. – Один я на всем белом свете.

      – А плясавица что же? Али отказывает такому красавцу? – исподтишка ревниво допросила Мария.

      – Да ее только ленивый не етит, – с деланной печалью произнес Истома. – А хочется любви чистой, светозарной.

      – Кому же ее, светозарной, не хочется? – согласилась Мария. – И я бы не отказалась.

      – Было бы охота, найдем доброхота, – тут же с усмешкой рекши Истома.

      – Уж не ты ли охотник? Всякому давать, так края заболят! – не смутясь, сыпала приговорками Мария, чем бросала в краску Феодосью, и не подозревавшую в золовке такого срамного красноречия.

      – А ты сядь на край да ногами болтай.

      Феодосьюшка уж несколько раз украдом дергала сродственницу то за полу, то за рукав. Но Мария то незаметно отмахивалась, то громко вопрошала, чего Феодосьюшке надобно, чем исключала всякое объяснение. Впрочем, тяготясь двусмысленными шутками скомороха, простодушная Феодосия мысленно восхищалась его умением эдак ловко ответствовать – все стихами да прибаутками! Феодосьюшка, которой общаться с чужими мужами доводилось весьма редко, полагала за бойкостью словесов блистательный ум Истомы. Она и не подозревала, что кочующий с ватагой актеров скоморох свое мастерство дерзких возбуждающих бесед оттачивал в каждом селище. Но и то было правдой, что блудодей Истома заинтересовался Феодосьей со всей искренностью, на какую способен привыкший надевать хари и личины актер.

      Некоторое время шли молча – уж очень запыхались жены, преодолевая сугробы.

      – А ты что же все молчишь, прелепая княгинюшка? – грудным вибрирующим голосом тихо спросил Истома Феодосью, ненароком оказавшись возле нее.

      Но Мария, из ревности не желая допустить беседы между скоморохом и сродственницей, ловко взмахнула десницами, изображая скользкую дорогу.

      –Ох, ноженьки устали, – пожаловалась она, обращаясь к скомороху.

      – А ты сядь на мой да поезжай домой! – в своей привычной манере прикрывать дерзкие словеса видимостью озорной шутливой игры, споро откликнулся Истома.