Случайностей клубок. Алексей Филиппов

кудрявый румын ловко играл на скрипке, и все вертелось вокруг в бесшабашном праздничном хороводе. И, вдруг, в праздник вмешалась чья-то важная забота. Запыхавшийся ротмистр кричал и требовал коня, ссылаясь на какое-то важное поручение, а его все уговаривали остаться. И уговорили. За стол ротмистр по какой-то случайности сел рядом со мной. Я хотел чем-то развлечь его и спросил: не участвовал ли он в баталии возле города Ловчи. Я всех спрашивал об этом деле, потому как сам был на рекогносцировке и получил от турецкой пули огромный синяк повыше колена. Пуля ударила меня на излете после рикошета, и потому я синяком тогда только и отделался. Но синяк был знатный, такой знатный, что Леухин его с неделю какой-то вонючей гадостью мазал.

      Стал я и ротмистру о своем боевом ранении рассказывать, тот меня не перебивал и иногда одобрительно качал головой, но я чувствовал, что слушает он меня без интереса, а только из вежливости. Ротмистр, делая вид, что слушает, и не слышал меня вовсе, кивая головой, чаще всего невпопад, он внимательно разглядывал сидевших за столом. Все его интересовали, кроме меня. И это было обидно. Я даже чуть-чуть сердиться начал, и уж намеревался ротмистру за его невнимательное равнодушие к моему военному подвигу дерзкое слово сказать. И сказал бы, но тут ротмистр положил на стол голубой солдатский кисет.

      – Точно, как мой! – даже неожиданно для самого себя, заорал я в непонятной радости, и схватил кисет ротмистра со стола. – Давайте меняться!

      Ну, схватил и схватил. Что тут особенного? Обыкновенное дело – дружеский обмен. Но ротмистр повел себя, как-то странно и совершенно беспардонно. Он, не сказав ни слова, грубо вцепился в моё запястье, я, конечно же, вырвал руку и толкнул его в грудь. Ротмистр бросился на меня с кулаками. Я тоже не лыком шит, а потому спуску никому давать не намерен. Тем более, перед дамами… Со всех сторон нас бросились разнимать. Образовалась суматошная неразбериха, в которой подлец ротмистр крепко угодил Гнедичу локтем прямо под глаз. Знатно угодил. Гнедич с товарищами поволокли ротмистра на улицу, я же залпом выпил стакан шампанского, и чуть было не поперхнулся от изумления. На том месте, где только что сидел наглый ротмистр, улыбалась прекрасная полячка. И лучезарный взор её был обращен на меня.