История России. Кровавое воскресенье. левсет насурович дарчев

стал рабочей легендой: в городе говорили, что вот, мол, нашелся народный заступник. Словом, батюшка получил все, чего желал: с одной стороны, влюбленную в него многотысячную аудиторию, с другой – полицейскую «крышу», которая обеспечивала ему спокойную жизнь.

      Рабочие все чаще обращались к Гапону с просьбой помочь в решении своих проблем. Сначала это были, говоря современным языком, локальные трудовые конфликты. Кто-то требовал выгнать с завода дающего волю кулакам мастера, кто-то – восстановить на работе уволенного товарища. Гапон решал эти вопросы за счет своего авторитета. Приходил к директору завода и начинал светский разговор, мимоходом упоминая, что у него есть связи в полиции и в высшем свете. Ну а под конец ненавязчиво просил разобраться с «простым дельцем». В России человеку, который парит столь высоко, не принято отказывать в таких мелочах.

      —…я сейчас нахожусь на нелегальном положении,– сказал Гапон.– Позавчера митрополит Антоний дважды вызывал к себе для дачи объяснений относительно моей деятельности не совместимой с саном священника. Я не пошел и не пойду.

      Анна смотрела ему в глаза и не верила ушам. Ей не верилось, что он способен на это.

      Человек, бросивший бога и царя и перешедший на сторону народа? Вряд ли.

      Режиссер спектакля, сумевший вывести рабочих на радикальную политическую борьбу под полным контролем Министерства Внутренних Дел? Вполне возможно.

      Ничего – нашей религией будет политика.

      –Вы же знаете, что я не вхожу в ваше собрание – я революционер и у нас требования политического характера..

      –Я тоже за это,– произнес Гапон,– народ должен сам подать петицию Царю. Текст обращения включает изменение системы государственной власти, созыв Учредительного собрания и отделение Церкви от Государства. Вы понимаете?

      Анна сглотнула от нахлынувших чувств – она становится частью больших перемен. Перед ней стоит человек и просит делать то, о чем всю жизнь мечтала сама.

      –Да. Я вас понимаю,– заключила Анна.– Если не врете и не предадите, сошью.

      –Ну, Анна, это уже чересчур,– сказал Гапон, сбитый с толку.– Я не знаю, что я должен делать, чтобы люди мне поверили до конца. Я вместе со всеми написал петицию, и она приемлема для либеральной части общества, левых партий и нашего Собрания.– Он достал из нагрудного кармана скомканный лист, расправил его.– Вот посмотрите, что тут написано. Зачитать отрывок?

      –Да, если можно,– сказала Анна.

      Гапон зачитал:» «Мы, рабочие г. Петербурга, наши жёны, дети и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей… Мы и терпели, но нас толкают всё дальше и дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, нас душат деспотизм и произвол.… Настал предел терпению. Для нас пришёл тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук…».

      Она чувствовала плечо