О поэзии и науке, о себе и других…. Владимир Захаров

разряда. Звание было невысокое, но пример Зельдовича меня вдохновлял. К тому же платили мне совсем неплохо, я думаю лучше, чем в свое время Якову Борисовичу, и еще освобождали от армии. Через год я вслед за Сагдеевым переехал в новосибирский Академгородок, где был принят на четвертый курс физического факультета, на вполне очное отделение. При этом до окончания университета за мной сохранялось место лаборанта в новосибирском Институте ядерной физики (ныне имени Будкера). Такое было возможно только в том месте и в те времена. Этот текст не о Будкере и Сагдееве, но я просто не могу не вспомнить их добрым словом за то, что они тогда для меня сделали.

      Итак, я полностью и надолго погрузился в мир профессиональных физиков. В этом мире Зельдович был не просто почитаем – он был любим и обожаем. Между собой его называли «ЯБ» и «Зельд». Его любили не только за талант, эрудицию и неслыханную энергию, но и за безупречную человеческую позицию и особенно – за доброжелательность к младшим. Как и про всех знаменитых людей, про него рассказывали анекдоты. Говорили, что когда он был лаборантом, один завлаб выменял его у другого на вакуумный насос, и это решило его судьбу. (Имея сам опыт лаборантской жизни, могу сказать, что такое вполне возможно.) Рассказывали еще, что однажды он надел все свои три звезды Героя, чтобы щегольнуть перед актрисами на Мосфильме, но его туда не пустили, приняв настоящие звезды за бутафорию: «У нас тут таких звезд полным-полно!». Вообще, успех у дам он имел огромный и без звезд, что вызывало у всех нас завистливое одобрение. Его любили еще и за остроумие, за его яркую речь, сочную, иногда просто соленую, при этом блещущую литературной эрудицией. Я прошу прощения у читателя, но вот характерный эпизод.

      У доски идет дискуссия. Некто утверждает нечто и со всем жаром доказывает, что прав. Наконец, восклицает: «Как говорит ЯБ – член даю на отруб!» Или вот еще. Об одном талантливом математике, который, желая сделать карьеру, флиртовал с партийными бонзами, ЯБ сказал: «Долго он еще будет поросячьими духами прыскаться?» «Поросячьи духи» – это из Салтыкова-Щедрина, из «Истории одного города».

      Впервые я увидел Якова Борисовича «in person» зимой 1961–1962 гг. в новосибирском Академгородке. Зима там длинная, и более точное время вспомнить трудно. В Академгородке пока одна настоящая улица – Морской проспект. Университет еще располагается в нынешней школе. Студенческое общежитие, деревянные коттеджи, в которых живут академики. Институт гидродинамики – первое обустроенное лабораториями здание. Построен и главный корпус Института ядерной физики, здания же остальных научно-исследовательских институтов в разной степени незавершенности. Но уже вовсю идут защиты диссертаций.

      Роальд Сагдеев защищал докторскую диссертацию, и Яков Борисович, уже три года полный академик, был его официальным оппонентом. Защита, как таковая, стерлась из памяти совершенно, но банкет я отлично запомнил благодаря ЯБ.

      Он вышел на середину зала, невысокий, крепкий, в круглых очках человек средних лет, бодрый и энергичный.