Viejo dueño. Старый владелец времени. Борис Алексеев

умеешь? – рассмеялся кэп. – Нет? Ну и лады, держи румпель прямо на волну и не с-с…

      Меня подмывало съёрничать и высказать витиеватую благодарность кэпу «за оказанную честь», но он уже отвернулся и продолжил разговор со стариком, который, видно по всему, был хозяином яхты.

* * *

      Часа через полтора вкруг капитанской рубки собралась в полном составе команда. Кроме старика, кэпа и рыжего матроса, ещё пять на вид отпетых морских волков в рваных просоленных тельняшках замыкали довольно странное корабельное сообщество.

      – Как зовут? – спросил меня кэп, стоя за спиной хозяина, развалившегося на единственном судовом стуле, привинченном к крепёжным вертикалям рубки.

      – Огюст, – ответил я.

      – Ага, тёзка, значит, – прошепелявил старик, и все в рубке уставились на меня. – Ты шёл за мной – зачем?

      – Просто, – ответил я, не зная, что следует к этому прибавить.

      – Просто? – он усмехнулся. – Просто ничего не бывает. Я вёл тебя, мальчик.

      Рыжий матрос поднёс старику кальян. Тот сделал затяжку, закрыл глаза и, казалось, отключился от происходящего.

      – Это мои товарищи, – продолжил он через пару минут, указывая рукой на собравшихся вокруг матросов, – они свидетели моей долгой жизни.

      Старик откашлялся.

      – По глазам вижу, тебе не терпится узнать: какова твоя роль в этом странном спектакле на водах? – старик ещё раз и как-то особенно печально усмехнулся. – Потерпи, дружок, скоро всё сам узнаешь. А теперь спать! Вахтенные – Филипп и Васса.

      Из рубки я выходил последним. Переступая металлический порожек, почувствовал спиной взгляд старика и невольно задержал шаг, затем услышал его голос:

      – Постой, Огюст!

      Я с готовностью обернулся.

      – Подойди, мой мальчик, – тихо сказал старик.

      Он смотрел на меня, и в его взгляде не было черноты – только глубина, и только жёлтые старческие белки поблёскивали в сиреневой тине глазниц, как две перламутровые жемчужины.

      Вдруг я увидел (или мне почудилось), что старик… раздваивается, отслаивается от самого себя! Вспомнился ролик про то, как змея сбрасывает кожу. Его крутили нам на уроке зоологии. «Какая хрень!» – думал я тогда, с отвращением наблюдая за актом обновления. Теперь же я видел эту зоологическую метаморфозу применительно к человеку. Бред!

      От старика отделилась оболочка (пространственный скриншот!). Она была прозрачна и походила на рисунок, выполненный объёмным графопостроителем. «Скриншот» застыл в полуметре от старика и, несмотря на то, что старик продолжал двигаться, оставался неподвижным. Это был точный слепок старческой фигуры. Так и хочется сказать – прожитой стариком жизни.

      Я в нерешительности остановился.

      – Что встал? – Старик нахмурился. Его тон обрёл волевые нотки. – «Быть или не быть», так кажется?

      Он ухмыльнулся.

      Вдруг глубокий грудной кашель завладел его дыханием и принялся немилосердно сотрясать дряхлое тело, доставляя старику видимые страдания. Минут пять он прокашливал