Идиот. Федор Достоевский

Что ж, если бы мороз? Я даже не думал, что у нас так холодно. Отвык.

      – Из-за границы, что ль?

      – Да, из Швейцарии.

      – Фью! Эк ведь вас!..

      Черноволосый присвистнул и захохотал.

      Реакция Рогожина объясняется тем, что в России XIX в. внешний вид отражал сословную принадлежность. Рогожин одет в характерную для купца одежду: тулуп, шапку, смазные сапоги, упоминает отцовскую бекешу (тулупчик). Одежда Мышкина: плащ с капюшоном, башмаки с штиблетами – вызывает смех не только несоответствием погоде, но и потому что она странная. Контрастное описание внешности героев указывает на противоречие их характеров.

      Завязался разговор. Готовность белокурого молодого человека в швейцарском плаще отвечать на все вопросы своего черномазого соседа была удивительная и без всякого подозрения совершенной небрежности, неуместности и праздности иных вопросов. Отвечая, он объявил, между прочим, что действительно долго не был в России, с лишком четыре года, что отправлен был за границу по болезни, по какой-то странной нервной болезни, вроде падучей или виттовой пляски, каких-то дрожаний и судорог. Слушая его, черномазый несколько раз усмехался; особенно засмеялся он, когда на вопрос: «Что же, вылечили?» – белокурый отвечал, что «нет, не вылечили».

      – Хе! Денег что, должно быть, даром переплатили, а мы-то им здесь верим, – язвительно заметил черномазый.

      – Истинная правда! – ввязался в разговор один сидевший рядом и дурно одетый господин, нечто вроде закорузлого в подьячестве чиновника, лет сорока, сильного сложения, с красным носом и угреватым лицом, – истинная правда-с, только все русские силы даром к себе переводят!

      – О, как вы в моем случае ошибаетесь, – подхватил швейцарский пациент тихим и примиряющим голосом, – конечно, я спорить не могу, потому что всего не знаю, но мой доктор мне из своих последних еще на дорогу сюда дал да два почти года там на свой счет содержал.

      – Что ж, некому платить, что ли, было? – спросил черномазый.

      – Да, господин Павлищев, который меня там содержал, два года назад помер; я писал потом сюда генеральше Епанчиной, моей дальней родственнице, но ответа не получил. Так с тем и приехал.

      – Куда же приехали-то?

      – То есть где остановлюсь?.. Да не знаю еще, право… так…

      – Не решились еще?

      И оба слушателя снова захохотали.

      – И небось в этом узелке вся ваша суть заключается? – спросил черномазый.

      – Об заклад готов биться, что так, – подхватил с чрезвычайно довольным видом красноносый чиновник, – и что дальнейшей поклажи в багажных вагонах не имеется, хотя бедность и не порок, чего опять-таки нельзя не заметить.

      Оказалось, что и это было так: белокурый молодой человек тотчас же и с необыкновенною поспешностью в этом признался.

      – Узелок ваш все-таки имеет некоторое значение, – продолжал чиновник, когда нахохотались досыта (замечательно, что и сам