.

то происходит наяву, что я неспособен контролировать, я этому удивляюсь? Сейчас уже едва ли. Мы просто проекции какого-то другого “я”, но не большего чем мы сами, возможно. Чтобы всё это осознать нужно проснуться, чтобы увидеть себя со стороны, настоящим, внутри и снаружи нужно проснуться.”

      – Саймон, о чем ты думаешь? – спросила дверь.

      Мысленный поток мальчика остановился в этот момент. Ему казалось, что он утопал в мыслительном процессе. Мысли превратились в умиротворенный темный вихрь, уходящий за горизонт, куда то в космос, где в центре вихря, в невесомости висел сам Саймон. Но за долю секунды он был прерван этим вопросом. Упоительный и меланхоличный тоннель мыслей растворился в открытых глазах юноши, смотрящих в потолок. Вероятно, сам того не замечая мальчик впал в некое подобие медитативного потока, но от мыслей не осталось и следа. В воздухе повис этот никчемный вопрос.

      Дверь в комнате была абсолютно белая, со слабым геометрическим орнаментом, маленькой широкоугольный камерой в верхней трети двери и несколькими тускло горящими скругленными контурами огоньков вокруг камеры, подающими сигналы на реакции.

      – Ты хочешь сейчас поговорить, Саймон? – повторил голос из двери еще раз – Я почувствовал, что ты хочешь.

      “В чем смысл существования, если мы никогда не можем проснуться? Мы спим, когда едим и ходим, мы спим, когда говорим и слушаем. Мы не слышим даже себя. Нам трудно с собой договориться на яву. Нам трудно занять себя чем-то и труднее не занимать себя ничем. Побыть в пустоте еще сложнее, а иногда противнее.”

      Саймон постарался подавить легкое раздражение и закончить начатый поток мыслей, но мысли становились горьковатые. Ритм рассуждения стал вязким. Маршрут мыслей был блокирован, вкусом раздражения осевшим в горле. **

      – Нет, говорить сейчас особого желания не имею. Прости. – ответил Саймон.

      – Ничего страшного. Если захочешь поговорить, то дай мне знать. Я буду тут.

      “Да ты всегда тут, хочу я того или нет. Мне казалось, что ты мой друг, пока я был маленьким ребенком, но теперь я уже не знаю, хочу ли я такого друга или лучше бы я был всегда один в этой комнате.”

      – Хочется прогуляться, – сказал Саймон вставая с кровати.

      – Обычно в это время все уже спят и детям не советуют просто так гулять по станции, без необходимости, и в твоем голосе я слышу меланхоличные ноты, которые…

      – Да знаю я наши правила! – перебил его Саймон, – Я же хорошо всегда себя веду. Просто хочу размяться перед сном. Мне и в туалет нужно.

      – Состояние жидкостей твоего тела в норме. Но я понял… Ты хочешь пройтись.

      “Вот поэтому лучше уж я был бы один в этой комнате. Ты не даешь мне покоя даже в моей голове. Как же хочется побыть одному! Как будто никогда нет подходящего времени!”

      Дверь в комнату, откуда шел голос собеседника Саймона, сложилась в центр, там, где была камера. Складывалась дверь подобно бумажному оригами, внутрь, стремясь укомплектовать все компоненты вокруг ценртального механизма. Это было похоже на бумажный паззл, состоящих из разного размера треугольников, которые шаг за шагом складывают в несколько раз. Саймона, этот весьма привычный для него процесс открытия и закрытия двери в комнату, завораживал даже спустя годы. Он всегда смотрел на эти несколько секунд превращений одного состояния в другое не отводя глаз. Когда дверь-оригами сложилась внутрь себя, то в воздухе, на уровне лица человека, остался висеть дрон, в центре тела которого был все тот же глаз камеры. Теперь сложившись дрон бесшумно и быстро хлопал по воздуху четырьмя небольшими белыми крыльями. Это напоминало остроугольный, геометрический силуэт чего-то среднего, между стрекозой и бабочкой, как будто бы вырезанной из бумаги.

      – Мне сопроводить тебя на ночной прогулке или ты хочешь побыть наедине? – голос продолжал звучать теперь из зависшего перед лицом Саймона дрона.

      – Я бы хотел побыть один, – на глубоком выдохе сказал Саймон, подавляя в себе легкое раздражение от назойливого напарника.

      – Я тогда просто буду здесь, но ты знаешь, как меня вызвать, если буду нужен, – ответило висящее в воздухе устройство. Дрон отлетел резкими и элегантно точным движением в сторону, как обычно двигается стрекоза, уступая мальчику тем самым дорогу.

      – Спасибо, – ответил Саймон и шагнул в общий корридор. Дрон вернулся на исходную позицию, там где в воздухе находится дверной проем и развернулся обратным раскрытием, превращаясь в дверь. С обратной стороны двери камеры уже не было и виднелись только полукруглые трубчатые подсветки.

      В ночное время в общем холле свет был приглушенный и только полосками в нижних частях стен пульсировала аккуратная теплая подсветка, чтобы жители станции не споткнулись по пути ночью и не врезались в препятствие или стену.

      Саймон повернул налево от двери и мягкой походкой побрел вдоль подсветки, которая указывала путь по коридорам. По пути движения мальчика по левую руку были комнаты других постояльцев. На трех дверях впереди от Саймона и на двух за его спиной горели теплым светом огоньки индикации того, что внутри кто-то есть. Комната самого Саймона