Любить нужно смело. Юлия Флёри

покачала головой. Тупиковая ситуация пришлась ей не по вкусу. Багдасаров тоже давился, но усилием воли проталкивал в глотку все её взгляды и все слова. А вот понять, в какой момент её фразы в принципе задели настолько, что он начал реагировать на них и отвечать – не мог. Не мог ни понять, ни вспомнить. Будто вернулся на десять лет назад, когда мозг отключался, стоило только переступить порог дома. И включались эмоции. Жаркие, острые, опасные. Тогда они с Владой с такой страстью отдавались общему на двоих безумию, что существование «вне его» казалось бессмысленным. Хотелось в него вернуться, погрузиться на самое дно и улыбаться. Потому что так проще и понятнее. Потому что с ней даже так!.. лучше, чем без неё! Влада не обвиняла, но ненавидела его так ярко и красочно, что он вёлся и верил ей. Виновный есть! И его обязательно стоит казнить!

      Сейчас он так же готов был положить голову на плаху. Без сомнений и разумных опасений. Ревность? Нет, не она. Сейчас в глазах Влады мерцало то самое невысказанное осуждение.

      – Это нечестно, – наконец, прошептала малышка и обтёрла дрожащие губы ладонью.

      Потому что не осталось сил терпеть, потому что не хватило энергии вытянуть.

      – Кто ты такой, Багдасаров? – спросила она вдруг и посмотрела прямо в глаза. – Что я знаю о тебе? Какие твои цели, какие мотивы? Жизнь для тебя по-прежнему один грандиозный проект? Какая моя роль в нём? Десяти лет оказалось недостаточно, чтобы найти достойную замену? Ты знаешь обо мне всё, Багдасаров, потому что у тебя была Берта. А что я знаю о тебе? – бросила она с вызовом и подвела черту, усердно притаптывая ножкой пыль рядом с ней.

      – Ты серьёзно веришь в то, что Берта просиживала ночи напролёт, строча в отчёте, с кем ты спишь, что ты ешь, чем живёшь? – зло хохотнул Юра и так же прищурился. – В таком случае, ты плохо знаешь Берту. Да хрен! – взревел.

      Махнуть рукой казалось проще, чем объяснить. Он и махнул. А потом плюнул на всё и разжевал правду, в которой Влада так нуждалась. В которой нуждался он сам!

      – Она являлась на встречу с приличным опозданием, вываливала на меня тонну недовольства по поводу того, что отчёт раз в семь – восемь месяцев – это, офигеть, как часто! Затем падала напротив в нереально просто… в запредельно дорогом кабаке, хлестала кофе с коньяком, а потом лениво, будто нехотя, бросала что-то вроде: «У неё всё хорошо», и уходила. А я ничего не мог сделать, и давился этой информацией, как голодный пёс костью. Потому что казалось, что даже так становлюсь к тебе чуточку ближе. Хотя бы так!

      Багдасаров отдышался и взъерошил волосы одним нервным движением.

      – Ты хотела знать, чем я жил эти десять лет? В общем-то, ничего нового. У меня были победы, которые не приносили удовольствия. Была еда, вкуса которой не чувствовал. Были женщины, чьи лица и имена я забывал ещё до того, как за ними хлопнет дверь моей спальни. А ещё надеялся. Так… не по-мужски тупо надеялся, что однажды всё это изменится! Как тебе такая правда, крошка?! – злобно скалился он, тоже… мать его… тоже подводя черту!

      И на этом выдохся. Потому что улыбаться, лязгать зубами и делать вид, будто ему