Ненависть. Виктан Никитин

грабежи, расследования, они как лакмусова бумажка или катализатор, как у Толстого война, у Достоевского преступление, у Чехова вишневый сад. Детективы всегда о том же, о мятущихся, запуганных, несчастных людях, только там все гораздо проще, концентрированнее, чем у классиков, а значит детективы даже правдивее. Вооот…

      Арсений Петрович закончил свою речь, поправил на трупе чуть завернувшийся лацкан пиджака и встал с корточек, обвел взглядом унылых работников следствия, смотревших на него одновременно подозрительно и осторожно. "Почему эти взрослые мордатые мужики все носят прически с челочкой как у советских пластиковых пупсов?"– подумал Арсений Петорович.

      Арсений Петрович посмотрел на того, к кому, собственно, и обращался, на своего помощника Федю. Федя был молод, хрупок, светлоглаз, одевался по модному. Особенно Арсения Петровича раздражали модные короткие желтые штанишки из которых торчали худые волосатые голени, как рассада из горшка, в этом была одновременно какая-то абсолютно нетрогательная беззащитность и наглость. Федя молча смотрел в упор на Арсения Петровича, пытаясь выразить своими глазами всю ту эмпатию, которую человечество копило по крупицам миллионы лет и потом разом вложило в Федино поколение.

      Арсений Петрович вздохнул, почувствовав себя опять в окружении чужих и чуждых людей, неспособных прочувствовать его глубину.

      – Ну, Агеев, что пока известно и, может быть, уже понятно? – повернулся Арсений Петрович к старшему следователю Алексею Агееву. «Всегда его и везде спрашивали первым всю жизнь», – с сочувствием подумал Арсений Петрович.

      – Да, в целом, Петрович, особо ничего, – честно ответил Агеев. – Взлома нет, видимо, открыл сам, убит несколькими ударами сзади, скорее всего молотком каким-нибудь. Что пропало, пока не знаем, судя по всему, ничего крупного не взяли, хотя в квартире есть дорогие картины и антиквариат. Но все указывает на предумышленное преступление, на преступление страсти непохоже, на убийство в ссоре непохоже. Все было сделано аккуратно, быстро, четко, алкоголя нет, признаков посиделок и наличия посторонних в доме не видно, в квартире порядок, жертва не мучилась, возможно, что он был убит первым же ударом, остальные были «контрольными», но не было остервенения, удары все наносились в одну точку. Жертва видимо упала лицом вниз и не шевелилась после первого удара.

      – Как и кто обнаружил труп?

      – Помощница по хозяйству пришла в 8.30 утра, открыла дверь своим ключом, нашла его и тут же позвонила в полицию. Ее показания полностью подтверждаются.

      – Орудие убийства странное, – сказал Арсений Петрович. – Судя по тому, что мы видим действовал профессионал, вырубить человека первым ударом довольно сложно, добивать грязно и неприятно, почему тогда молоток… Кто жертва?

      – Ну главное ты о нем знаешь иначе бы тебя тут не было, – криво ухмыльнулся Агеев. Арсений Петрович пропустил укол мимо ушей. Он был тут, потому что жертва Сергей Романовский был двоюродным братом одного очень крупного чиновника, а когда у таких людей случались подобные неприятности, то звали Арсения Петровича.

      – Рассказывай неглавное, – без выражения приказал Арсений Петрович.

      – Ему 52 года, работал уже десять лет директором по продаже оборудования для кровли, был женат, развелся четыре года назад, двое взрослых детей, жил один.

      – Наркотики? – уточнил Арсений Петрович. Одна из основных причин убийства одиноких состоятельных мужчин, особенно в центре.

      – Да вроде нет, – пожал плечами Агеев. – Во всяком случае, ничего такого не известно.

      – Жаль, – вслух сказал что подумал Арсений Петрович. – Быстро раскрыли бы, – пояснил он вскинувшему брови Агееву. Агеев согласно кивнул.

      – Так, больше мне тут пока делать нечего, как новое что-то будет известно, результаты экспертизы, обыска, опросов, набери мне, я заеду, обсудим.

      Агеев угукнул.

      Арсению Петровичу Гуляшову было 42 года, он был крепкого телосложения, среднего роста, выглядел чуть младше своих лет, у него были волосы неопределенного цвета, которые называются русыми, невыразительное и не очень запоминающиеся лицо. Он мог зайти в любое правительственное здание любого уровня или госкорпорацию и никто никогда не обратил бы на него внимания и не засомневался, что он свой.

      Правда, стоило ему заговорить, он выдавал себя, конечно, если не пытался сойти за своего, а он редко пытался[В2] . Прадедушка Арсения Петровича, сын калужского крестьянина, родившийся в 1899 году очень удачно вписался в новое время, буквально в 1916 году он ушел учиться в Москву, так как был грамотным после революции попал в Красную Армию и остался там на всю жизнь, дослужившись до чина полковника и генеральской должности. Дальше все шло по накатанной, дети и внуки получали образование, дети инженерное, внуки гуманитарное, шли работать в разные НИИ, вращались в кругу таких же интеллигентов второго и третьего поколения, сформировавших свою особую культуру. Арсений Петрович по никому не понятным причинам избрал профессиональный путь, мягко говоря, не одобряемый его социальным кругом. В историческую память этих людей одновременно крепко въелась память об охранке, которая сажала их революционных