Человек заговорил. Происхождение языка. Виктор Тен

в качестве примеров людей, которые не учились вообще и которые совершенно правильно говорят по-русски, выстраивая предложения так, что выявить безграмотность в речи невозможно. Складывается впечатление, что синтаксис дан человеку без обучения. Каким образом? Каким образом люди спрягают, не зная спряжений, и правильно склоняют, не "поняя иметия" о падежах?

      Получается, что синтаксис – самое постоянное присутствие из всего, что должно быть в языке.

      Лингвисты начинали с морфологии, потом переключились на фонологию. И вот пришла очередь синтаксиса. Сами по себе эти переключки вызывают улыбку. Это все равно, что объяснять человека вначале анатомией, потом физиологией, потом поведением, потом социумом, каждый раз абсолютизируя какой-то один подход. Но это было.

      Переключение на синтаксис следовало ожидать ввиду того, что он, как заведующий построением фраз, никогда ранее не представлялся чем-то первичным, а теория общего языкознания всегда была нацелена на поиск первооснов.

      Первым предположение о синтаксисе, как движущей силе языка, высказал А.А.Шахматов в начале 20в.: "В языке бытие получили сначала предложения".(Цит по: Амирова и др., 2003,С.419). Шахматов провозгласил первичность синтаксиса не только в синхронии, но и в диахронии вплоть до начал языка.

      После него упомянем Соссюра, который в эпоху языковедческого морфоцентризма говорил в своих лекциях о "синтаксической определенности морфологии". Приведу для русскоязычных читателей очень простой пример. Возьмем следующие фразы: "Маша съела кашу" и "Каша съедена Машей". Два одинаковых по смыслу предложения имеют различный синтаксис, выражающий оттенки субъект-объектных отношений. С точки зрения синтаксиса эти предложения – семантические близнецы – совершенно противоположны, представляя собой синтаксическую оппозицию: в одном подлежащим является Маша, в другом каша. Не семантика, не потребность в радикальном изменении значения фразы, а синтаксическое "переворачивание" субъект-объектного отношения (хомскианцы называют данную операцию пассивацией) вызвало потребность в совершенно другой морфологии. Звучат предложения тоже по-разному, т.е. фонология также претерпела существенную трансформацию. Все слова этого предложения изменились по требованию синтаксиса. Имеем мы право высказать предположение о первичности синтаксиса? Безусловно.

      У каждого нового направления в науке бывают предтечи двух видов: во-первых, от кого отталкиваются, переводя критику, как негацию, в созидание новой теории; во-вторых, те, кто где-то когда-то что-то "подсказал", может быть, одной фразой. Предшественников первого рода новаторы называют охотно, так как выглядят на их фоне выигрышно. Как правило, создатель новой теории даже хочет, чтобы теории, которые он критикует, выглядели как общий фон. Предшественников второго плана принято по мере возможности не упоминать, потому что в таком случае начинаешь выглядеть не как новатор, а как что-то вторичное. Не знаю, читал ли Хомский Шахматова, но это, безусловно, его реальный позитивный предшественник.

      Сам Н. Хомский считал, что отправными позициями его теории были постблумфилдианство