Ночь над Римом. Екатерина Александровна Балабан

измене! Это ужасная ошибка, считать его способным на что-то подобное!

      – Зачем же ты пыталась сжечь письмо, если не затем, чтобы что-то скрыть?

      – Я не жгла письма! Я не знаю кто сделал это!

      Она видела, что цезарь ей не верит, но убедить его в правдивости своих слов не могла и от того волновалась сильнее. В этот миг молодая женщина вдруг вспомнила, как несколько месяцев назад стояла в курии, перед сенаторами, обвиняя своего нелюбимого мужа в страшном преступлении, как яростно защищался Юлий, пытаясь отстоять свою правду и не мог, побежденный хитростью собственной жены. Наверное, тогда он чувствовал то же бессилие и недоумение, какие чувствует она сейчас.

      «Что же, Юлий, можешь считать себя отомщенным! Сегодня настал мой черед!».

      Мысль промелькнула, заставив Юлию побледнеть. Домициан не выпустит ее отсюда. И на этот раз никто не вступиться за нее, опасаясь высочайшего гнева.

      Неожиданно, к ней подошел Марк Кокцей Нерва.

      – Государь и бог, – произнес он, хмурясь, – Получала ли несчастная вдова от брата письма или нет, на самом деле не имеет значения. Не имеет значения, если она по получении пыталась их сжечь, усмотрев в них нечто порочащее ее саму. Юлия ждет ребенка. Для каждой женщины должно быть важнее всего ее материнство. Не она писала письмо и не ее мы должны судить сейчас. Корнелий Виртурбий замышлял измену, а не она, и именно он должен быть наказан, но не его сестра, которая всего лишь попыталась как-то обезопасить себя от возможных последствий переписки с собственным братом.

      – Нет! Он не преступник! – выдохнула Юлия, не понимая откуда все эти нападки на Корнелия, и приходя в ужас от того способа ее защиты, который избрал Нерва. Она ни за что не пожертвует братом!

      – Ты узнала письмо? – осведомился Домициан, кивая Юлии на злосчастный клочок в руках Клемента.

      – Да, это писал Корнелий, но…

      – Ты признаешь, что письмо кто-то попытался сжечь?

      – Да, письмо явно побывало в огне, только…

      – Ты признаешь, что префект Рима не изменил ни слова при прочтении?

      – Да, но смысл иной…

      Домициан взмахнул рукой, приказывая ей замолчать.

      – Довольно! Уведите ее! Бросьте в темницу! Пусть там дожидается своего преступного брата.

      К Юлии подступила стража, а цезарь еще раз, хмурясь и кусая губы, пробежал глазами выводящие его из себя строки.

      – Неблагодарный гаденыш! – вырвалось у него.

      Нерва не отступил от Юлии, мановением руки приказал стражникам остановиться, не подпустил их ближе, чем на шаг к ней.

      – Мой государь! – воскликнул он, – Я еще раз призываю тебя пожалеть будущую мать, ожидающую наследника прославленного рода! Отпусти Юлию с миром! Она не повинна в преступлении брата. Она ничего не знала о нем!

      – Смеешь оспаривать решения своего императора? – прошипел тот на такие слова, – Сам стремишься попасть под суд?

      – Государь и бог! – ответил сенатор, – На свой страх и риск я все же озвучу мнение, которое