С улыбкой хищника. Игорь Середенко

тихо сказал доктор. – Я проведу вас в палату. Его состояние очень тяжелое.

      Они вдвоем прошли по коридору, поднялись на лифте на третий этаж, дошли до двери палаты и остановились.

      – Вы сами все увидите, – сказал Черемных. – Сейчас находится между жизнью и смертью, я бы сказал … – он запнулся.

      – Что? В каком он состоянии? Что его поразило? – спросил Громов.

      – Я не знаю, и забудьте все, что я вам сказал, – он оглянулся, словно он не хотел, чтобы кто-то его услышал. Видя, что они вдвоем в коридоре, продолжил:

      – Ни между жизнью и смертью, – шепотом сказал доктор. – Я бы охарактеризовал его состояние … Тело его погибло или почти погибло, но его сознание еще борется.

      – Поясните, доктор, что значит «погибло»? – спросил Громов, понизив голос, он решил тоже не говорить громко.

      – Вы все поймете, когда взгляните на него.

      Доктор открыл дверь палаты, и они вошли. Борис Иванович лежал на койке у стены, других пациентов не было. Громов и доктор подошли к койке. Борис Иванович лежал неподвижно, его лицо побледнело, щеки впали, и от этого они казались слегка темными, под глазами виднелись черные пятна. Но самое страшное и невероятное, это глаза. Веки были наполовину закрыты, виднелись мутные глаза, как у покойника.

      – Обратите внимание, – начал доктор, – его зрачки расширены.

      Громов нагнулся над своим начальником, и с состраданием и болью посмотрел на его глаза.

      – Что происходит, доктор?

      – Я не знаю, для меня это загадка, – он развел руками. – Пульс есть, но слабый. Мы к сердцу подсоединили датчики, вот видите, осциллограф справа.

      На экране прибора чертились изогнутые линии синусоиды.

      – Скачки на экране тоже странные, – продолжал доктор. – Ночью был приступ, мы его чуть не потеряли. Состояние критическое, но главное, я не знаю причины такого столь скорого ухудшения здоровья. Я знал его, он регулярно ходил в спортзал, вел здоровый образ жизни, и тут на тебе. Я собираюсь показать его одному профессору, моему учителю, надеюсь …

      В этот момент прибор, что находился справа, запищал монотонным звуком. Громов и доктор почти сразу повернули головы к прибору, где вслед за кривыми, появилась одна сплошная горизонтальная линия.

      – Сердце! – закричал Громов.

      Началась суматоха, вскоре в палату вбежали четверо людей в белых халатах и приступили к реанимации. Громов стоял в стороне, и с ужасом наблюдал за работой врачей.

      – Разряд! Еще разряд! – кричал доктор Черемных.

      – Мы его теряем! Все.

      После нескольких безуспешных попыток возобновить работу сердца врачи опустили руки и стали вокруг больного, словно похоронная бригада. И вдруг, на экране появилось, хоть и слабое, изображение – прямая превратилась в всплеск кривой. Все глянули на экран.

      – Он жив! – закричал доктор Черемных.

      И в этот момент кривая вновь погасла, уступив прямой линии.

      – Надо дать еще разряд.

      – Невероятно.

      Но не успели врачи что-либо предпринять, как на экране вновь появился слабый