Там, откуда родом страх. Александр Соловьев

стороны белели кости скелета, наполовину скрытые полегшей травой и осыпавшейся хвоей. Петр прошел меж жердей к останкам и очистил их от травы и хвои. Вокруг черепа лежали длинные волосы неопределенного цвета, шейные позвонки тоже были присыпаны волосами. Видно, горемыка долго скитался по тайге. Петр внимательно осмотрел все вокруг, но не обнаружил ничего, что сопровождает человека в его скитаниях. Естественным выводом становилась мысль, что человек был убит и ограблен. От этой мысли стало тошно и неуютно. Он вдруг остро почувствовал свою ничтожность и хрупкость своего положения в этом мире. Получалось, что его жизнь, его собственная жизнь вовсе не была его собственностью, ее могли отнять кто угодно и что угодно. Для чего же тогда все эти мучения и страхи? Ведь конец предопределен. Все стремительно уносится в прошлое. Кажется, совсем недавно покинул дом, и возвращение казалось далеким и призрачным, а теперь эта длинная череда однообразных дней в одиночестве – всего лишь умчавшийся в прошлое миг. Там он впервые стал задумываться о смысле всего сущего и понял, что он всего лишь звено в цепочке жизни, что его задача не прервать эту цепочку, а как это будет сделано, не имело ровным счетом никакого значения; проживет он счастливым и богатым или бедным и несчастным. Но ведь отчего-то щемит сердце, когда осознаешь, что с твоим концом все будет продолжаться по-прежнему, что в людях живет стремление к лучшему, живут страсти, желания и живет любовь – это призрачное счастье.

      Отогнав одолевшие, непривычные для него мысли, Петр огляделся. До сумерек оставалось не более часа. Вскоре предстояло искать место для остановки. Сухостоя поблизости он не увидел, но зато рядом располагался молодой ельник, и Петр решил не идти дальше, а заночевать здесь. Именно заночевать, а не просидеть ночь, борясь со сном. За остаток светлого времени дня еще много можно было успеть. Срубив несколько елочек, он лапником соорудил новый настил на каркас шалаша, постель и надежно заделал вход высохшими в тени вековых сосен сосенками. Приготовления были закончены, трудовой настрой спал, и сразу на него обрушилась чудовищная усталость. Расстегнув полушубок, он снял с себя драгоценный пояс, подержал на весу эту манящую и волнующую тяжесть, удивляясь своему раболепию перед ней, и аккуратно положил на еловую подстилку. Его никогда раньше не интересовало богатство, нужды он не испытывал, имел все необходимое, и это его устраивало. Жил, как жили его отец, дед и прадед и еще неведомо сколько поколений до них. Его пугало все новое и непонятное, и только что-то, что сильнее его привычек и сомнений, могло толкнуть на это мероприятие. И этой причиной была женщина, его жена. Это она заставила его действовать на свой страх и риск, обещая взамен свою любовь.

      Петр тяжело опустился на импровизированную постель, на ощупь развязал мешок и, вынув кусок вяленого мяса, принялся его жевать. От чрезмерной усталости есть не хотелось. С трудом проглотил жесткий комок и сунул остатки мяса назад в мешок. Хотелось пить,