Хохловская волость Смоленского уезда. Интересные разности. Алексей Владимирович Куйкин

вам историю, что произошла от моего крыльца на расстоянии пары сотен саженей. ДА. Деревуха в которой это всё завертелось – в прямой моей видимости, на другом берегу речки.

      Итак, во деревне то было, во Манькове…

      Пили водку мужики, селёдкой заедали. И были те мужики все как один родными братьями – Иван, Григорий, Павел да Ермолай Кононовы. И нарезались оне «монополькой» так, что восхотели не много немало социяльной справедливости.

      Тут надо сделать небольшой экскурс в прошлое этой семейки. Лет за 17 до описываемых событий дядя наших героев Дмитрий Тарасов ушёл из Маньково в Арефино. Изучая документы, я для себя сделал вывод, что Арефино это такая хитрая деревня, куда все почему-то уходят. Вот и в 1906 году крестьянин Дмитрий Никитин Новиченков из Вербилова собрал всё своё семейство (трое сыновей с семьями, в том числе и бабушка моя Александра Илларионовна) и перебрался в Арефино, основав хутор Новиченков. Оный через десяток лет влился в Арефино. Так вот, Дмитрий Тарасов ушёл в Арефино, оставив свой надел земли брату – Конону. У Конона к тому моменту наделов было 4, плюс ещё братов – пять соответственно. И сыновей у него было пятеро. Помимо вышеназванных ещё и старшенький Кузьма. И вот этот Кузьма через пару лет тоже отделился. И так как-то получилось, что забрал себе два надела земли. А через 15 лет в пьяных головах его младших братьев созрел вопрос – а почему это, собственно, у Кузьмы два надела? Почему тот вопрос у них до этого не вставал? Можно это объяснить только странным действием на крестьянские мозги разбавленного водой государственного «монопольного» спирта.

      И вот братья решили это немедленно выяснить. И с бравой песней отправились по единственной улице Маньково к братцу в гости. Над деревней раздавалось «Брат ты мне, или не брат? Рад ты мне, или не рад?» Такие ли были слова в песне, история умалчивает, но смысл именно тот. Заслышав пьяный вокал Кононовых, вороны замирали на лету, куры переставали нестись, свинья в луже посреди улицы попыталась с головой зарыться в грязь. Петух на заборе бабки Маланьи, только набрал воздуха в грудь, чтобы высказать все, что думает о братьях, был сбит в крапиву волной ядрёного перегара. В господском доме Вульфа Хаукельевича Ратнера сорвался с цепи здоровенный племенной бык-производитель по кличке Клаус-Мария Пферцегентакль. Поражённое до глубины души животное рвануло на галопе в сторону Смоленска, чтобы подать жалобу губернатору на невыносимые условия содержания. В таких условиях Клаус-Мария не только не мог, но просто не имел права заниматься с коровами тем, для чего собственно и был приобретён Ратнером. Переполошив по пути деревушку Ширяево, бычара выскочил на Краснинский тракт и, поднимая клубы пыли, помчался к границам губернского города. На мосту через речку Ясенная быку повстречалась коляска начальника 4-го земского участка отставного штабс-ромистра Ингельстрёма. Увидев сотню пудов взбесившейся говядины, лошади понесли. И вместо визита в село Рождествено к причту церкви, Ингельстрём через полчаса