Сапфировый волк. Валерия Горбачева

только одобряет и помогает мне. Оказывается, что без него я не могу ничего решить. Ну, решить, положим, смогу, а вот сделать… Ты должна, малышка. Эти слова он всегда говорит мне, когда я сомневаюсь или боюсь или не хочу. Глубоко вздохнув, я встаю. В голове крутится какой-то вопрос. Он мешает мне, я не могу понять и сформулировать его и пытаюсь отвлечься, оглядываясь вокруг. Незнакомый, чужой лес окружает меня. Диковинные деревья, экзотические лианы, какие-то чужие кусты. Кажется, это называется не лес, это называется джунгли. Где я? Интересно, этот вопрос крутился в моей голове? – нет, не этот, что-то другое. По большому счету мне все равно где я. Надо идти в самолет.

      Внутри самолета ничего не изменилось и даже беглого взгляда хватает, чтобы понять – моя помощь никому не нужна, но я все равно подхожу ближе, наклоняясь, чтобы убедиться в этом. Я двигаюсь медленно, наблюдая за собой как бы со стороны, и опять удивляюсь как мало крови. Пробираясь между обломками, телами, проводами, я вдруг неожиданно вспоминаю, что еще не была в кабине пилотов. Ощущая странное слабое чувство надежды, я почти бегу, насколько это возможно в разрушенном салоне, в нос самолета и резко толкаю дверь кабины – закрыто! Начиная биться, дергать, стучать я уже почти уверена, что там за дверью есть уцелевшие, и бьюсь с утроенной силой. Дверь поддается неожиданно, и я застываю на пороге. Живых нет. Знакомый холод начинает свое неумолимое движение из глубины моего сознания. Главная опасность в любой ситуации – паника. Опять я слышу внятный и четкий голос, идущий тоже из глубины сознания. Или подсознания? Что сильнее действует в экстремальной ситуации – сознание или подсознание? Что заложено в подсознании – страх или чувство самосохранения? Привычка анализировать любое явление снова спасает меня. Некоторое время я просто думаю об особенностях человеческой психики, а потом понимаю, что жутко хочу пить. Такая проза заставляет меня действовать. Я ищу воду и что-нибудь поесть, перебирая распотрошенные сумки и какие-то шкафчики в кухне самолета и откладывая все, что еще годно в пищу. Натыкаясь на мобильные телефоны, каждый раз я пробую набрать какой-нибудь номер. Совершенно бесполезно, но я продолжаю набирать, в надежде, что чей-нибудь телефон или сеть окажутся достаточно сильными. Вечереет, и я с ужасом думаю о предстоящей ночи. Мне отчетливо представляются дикие звери, собирающиеся на запах человеческой беды, ядовитые змеи, заползающие в разрушенный самолет под покровом темноты… Страх подсказывает решение. Наиболее уцелевшая часть самолета – это кабина пилотов, там даже дверь сохранилась, и окна, в общем-то, целы, хоть и покрыты мелкой сетью трещин. Остаток вечера и даже часть ночи я перетаскиваю тела пилотов из кабины в салон, а уцелевшие продукты и воду – в кабину. Плотно закрыв дверь и забаррикадировав на всякий случай треснувшие окна какими-то планшетами, я опускаюсь в кресло и тут же проваливаюсь в темноту.

      Мягкое, почти