Холодов. Операция развод. Лайза Фокс

удар и боль, я испугалась. Если я признаюсь, он меня уничтожит. Сотрёт в порошок.

      Разобьёт на осколки? Я даже хмыкнула от осознания того, что это уже происходит. Прямо сейчас я превращаюсь в щепки, обломки, осколки. Сколько ещё у меня осталось раз, чтобы не превратиться в скульптуру на кладбище?

      Но моё признание этот процесс может значительно ускорить. Практически свести до одной встречи с мужем, которая уничтожит меня в прямом смысле. Хотя кому я вру, это случится в любом случае.

      Опустила взгляд на свои руки. Правая тонкая, с аккуратным свежим маникюром. Левая, спрятанная в грубую серую конструкцию, с едва торчащими наружу отёчными пальцами.

      – Нет. Я упала не сама. Мне помогли.

      Холодов не шелохнулся. Клянусь, у меня появилось ощущение, что он уже знал не только то, что меня толкнули с лестницы, но и то, как и почему. А главное, что последует за моим выходом из больницы.

      Для него изменилась только степень доверия к моим словам и больше ничего.

      – Это первый перелом, полученный таким способом?

      Я горько хмыкнула.

      – Да, с лестницы я ещё ни разу не падала.

      Доктор едва заметно поджал губы.

      – У вас интересный скелет, Ксения Сергеевна. Я бы сказал, говорящий. И то, о чём он кричит, мне не нравится. Часть случившихся с вами переломов произошли ещё в детстве. А вот о давности других я затрудняюсь дать ответ при поверхностном осмотре. Так как мне надо решить, возьму ли я вас на лечение, ответьте, пожалуйста, какие из переломов получены при содействии того же человека, который спустил вас с лестницы.

      – Это первый, – ответила я, а потом спохватилась. – Но, позвольте, разве вы можете отказать мне в медицинской помощи? Разве это не прямой врачебный долг? Разве не в этом суть клятвы Гиппократа?

      Холодов засмеялся. Так же тихо, и так же колко, как до этого смотрел своими синими глазами. Пронзая моё тело невидимыми разрядами. Синхронизируя по какому-то только ему подвластному камертону, душу.

      – Кроме того, что нет никакой клятвы Гиппократа, и мы произносили клятву российского врача, я ей никогда не противоречу. «Честно исполнять свой врачебный долг, посвятить свои знания и умения предупреждению и лечению заболеваний, сохранению и укреплению здоровья человека» – мой жизненный принцип. А вот какого именно человеку, как вы понимаете, в тексте сказано не было. Так что я могу взять на операцию вас или того, кто уже стоит в графике. В последнем случае я подберу вам лечащего доктора с большим опытом и более титулованного. Так даже суд будет считать, что вы получили медицинскую помощь качественнее, чем мог бы предложить я.

      И он улыбнулся. С таким достоинством, что я залюбовалась. А ещё в его взгляде было понимание того, что он лучший. В этом кабинете, в этой клинике, в этой профессии. И я рванулась к нему всем жаром души.

      Поняла, что это мой единственный шанс.

      – Возьмите меня, пожалуйста, на лечение!

      Холодов мгновенно стал серьёзным. Собранным и, оставаясь неподвижным, словно придвинулся