Лунный камень. Уилки Коллинз

могла его не принять.

      – Сэр, разве есть хоть одна юная леди, которая устояла бы перед искушением принять в день рождения такой подарок, как Лунный камень?

      – Это субъективная точка зрения, – заметил мистер Франклин. – Похвально, что вы можете ее принять, но существует еще одна загадка, связанная с наследством полковника, на которую пока нет ответа. Как объяснить, что он отдавал подарок Рейчел только при условии, что ее мать будет жива?

      – Я бы не хотел говорить дурно о мертвом, сэр, – ответил я, – но если он действительно хотел своим наследством доставить сестре как можно больше хлопот и подвергнуть опасности через ее дочь, то его сестра должна быть живой, чтобы прочувствовать всю неприятность этого.

      – О, стало быть, вот что, по-вашему, было у него на уме? Но это снова субъективное мнение. Беттередж, вы бывали в Германии?

      – Нет, сэр. Позвольте узнать ваше мнение.

      – Я вижу, – сказал мистер Франклин, – что целью полковника, вполне возможно, было не облагодетельствовать племянницу, которую он даже никогда не видел, а доказать сестре, что он умер, простив ее, и доказать это очень любезно, сделав подарок ее дочери. Существует объяснение, совершенно не совпадающее с вашим, Беттередж, и оно рождено субъективно-объективной точкой зрения. Насколько я вижу, одно истолкование ничем не хуже другого.

      Придав делу этот приятный и удобный оборот, мистер Франклин, кажется, стал думать, что выполнил все, что от него требовалось.

      Он был столь умен и проницателен (пока не начал нести заграничный вздор) и до сих пор столь уверенно вел дело, что я оказался совершенно не готовым к внезапной перемене, которая с ним произошла, когда он начал беспомощно цепляться за меня. Лишь потом я узнал (с помощью мисс Рейчел, которая первой сделала это открытие), что эти загадочные перемены и метаморфозы мистера Франклина являются последствием его зарубежного образования.

      В возрасте, когда все мы обзаводимся собственной индивидуальностью в форме отражения индивидуальностей других людей, его отправили за границу, где он перемещался от одного народа к другому, не успевая приспособиться ни к одному. Как следствие, он вернулся с характером, наделенным таким количеством граней, причем не согласующихся одна с другой, что казалось, будто живет он в постоянном противоречии с самим собою. Он мог быть непоседливым и ленивым; недалеким и проницательным; живым воплощением целеустремленности и образцом совершеннейшей беспомощности – все разом. У него была французская сторона, немецкая сторона и итальянская сторона, время от времени проступало и его английское начало, как будто для того, чтобы заявить: «Вот оно я, как видите, переродившееся, но какая-то часть меня где-то глубоко внутри все еще хранится». Мисс Рейчел говаривала, что его итальянская сторона проявлялась в тех случаях, когда он неожиданно сдавался и смиренным, заискивающим тоном просил вас взвалить на свои плечи его ответственность.