Полночный концерт. Семён Михайлович Солдатов

гостиной был обустроен Красный угол. Среди икон была одна очень-очень старая, изображавшая Богородицу с Младенцем; также среди них была икона Сергия Радонежского, одного из наиболее любимых бабушкой святых.

      Наступил вечер. Женщины сидели в гостиной, занятые чтением: бабушка изучала довольно свежую газету, Яна же была полностью погружена в «Шинель» Гоголя. Вероника Семёновна знала об этом и то и дело поглядывала на свою новую соседку поверх газетных страниц. Она ждала окончания повести.

      – И чего ему надо было после смерти шляться по городу? Просто чтобы найти свою шинель? Он что, получше повода не мог себе найти? – с хитрой усмешкой спросила старушка.

      – Он же маленький человек, у него кроме шинели и не было ничего. Покупка шинели была важнейшим событием в его жизни, поэтому и оказала такой эффект.

      – Ой! Шинель! Какое важное дело! Лежал бы лучше! Чего из-за шинели вставать? – возмутилась Вероника Семёновна. По ней было видно, что она шутит.

      На улице совсем стемнело (на сколько это было возможно в летние месяцы). Бабушка пожелала Яне спокойной ночи и оставила её одну, удалившись в свою спальню. Девушка не захотела оставаться одной в молчаливой пустой гостиной и решила почитать ещё у себя в комнате в мезонине, но прежде совершить весь свой вечерний туалет3. После всех процедур, собравшись уже идти наверх, Яна внезапно забеспокоилась, закрыта ли входная дверь, чтобы никто к ним ночью не пробрался, не обокрал и (Боже, упаси!) не убил.

      Девушка прошла через небольшую веранду ко входной двери – и точно! Она была не заперта. «Как же хорошо, что я решила проверить!» – подумала новая жилица дома и два раза повернула вертушок золотистого цвета, что был под ручкой. Совершенно успокоенная девушка отправилась к себе, прошла через веранду (поперёк веранды, если быть точнее), вошла в прихожую, поднялась по деревянным ступенькам закручивающейся, поворачивающейся на сто восемьдесят градусов лестницы и открыла деревянную резную дверь, ведущую в мезонин.

      В мезонине было не слишком просторно в ширину (что, в общем-то, видно и с улицы), но достаточно, чтобы там спать; а большего-то от него и не требовалось, ведь с такой дружелюбной хозяйкой и различными интересными вещами в доме всё остальное время можно было проводить внизу. Конечно это был не номер-люкс, комната мезонина не поражала своим убранством. Вместо роскошной (да даже какой бы то ни было) люстры висела одна единственная лампочка на проводе, но при этом она была очень ярка и под её тёплым жёлто-оранжевым, создававшим некоторый уют, светом вполне можно было нормально, в комфорте читать.

      На третьей странице Яна начала зевать, на пятой – уж вся иззевалась, а на шестой мелкие буквы на старых пожелтевших страницах стали расплываться, мутнеть, и она уже плохо понимала смысл прочитанного. «Ладно! Всё! Спать!» Девушка заложила последний открытый ею разворот разноцветной длинной бумажкой и отложила книгу на прикроватную тумбочку. Одно было неудобство: выключатель

3

«Туалет» в старом значении место для прихорашивания; совершать туалет – наряжаться, прихорашиваться, приводить себя в порядок.