Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник). Рафаэль Сабатини

пути Аллаха, коль он позволил столь дивному плоду созреть на гнилом древе неверия!

      – Вероятно, для того, чтобы какой-нибудь правоверный из дома пророка мог сорвать его, – откликнулся Тсамани, хитро взглянув на пашу. Этот тонкий лицемер в совершенстве постиг искусство игры на настроениях своего господина. – Поистине, для Единого нет невозможного!

      – Но не записано ли в Книге книг, что дочери неверных заказаны сынам истинной веры? – И паша снова вздохнул.

      Тсамани и на этот раз не растерялся: он прекрасно знал, какого ответа ждут от него:

      – Аллах велик, и случившееся однажды вполне может случиться вновь, мой господин.

      Паша одарил визиря благосклонным взглядом:

      – Ты имеешь в виду Фензиле? Но тогда я по милости Аллаха стал орудием ее прозрения.

      – Вполне может статься, что тебе предначертано вновь свершить подобное, – прошептал коварный Тсамани, движимый более серьезными соображениями, нежели просто желанием угодить владыке.

      Между ним и Фензиле существовала давняя вражда: оба они ревновали Асада друг к другу. Влияние визиря на пашу значительно возросло бы, если бы Фензиле удалось устранить. Тсамани мечтал об этом, но опасался, что его мечта никогда не сбудется. Асад старел, и пламень, некогда ярко пылавший в нем, казалось, уже угас, оставив его нечувствительным к женским чарам. И вдруг здесь чудом оказалась женщина столь поразительной красоты, столь непохожая на всех, кто когда-либо услаждал взор паши, что чувства старика, словно по мановению волшебного жезла, вновь разгорелись молодым огнем.

      – Она бела, как снега Атласа, сладостна, как финики Тафилалта, – нежно шептал Асад, пожирая пленницу горящими глазами.

      Вдруг он посмотрел по сторонам и, распаляясь гневом, набросился на Тсамани.

      – Тысячи глаз узрели ее лицо без покрывала! – воскликнул он.

      – Такое тоже случалось прежде, – ответил визирь.

      Тсамани хотел продолжить, но неожиданно совсем рядом с ними раздался голос, обычно мягкий и музыкальный, а сейчас непривычно хриплый и резкий:

      – Что это за женщина?

      Паша и визирь вздрогнули и обернулись. Перед ними стояла Фензиле. Лицо ее, как и подобает благочестивой мусульманке, скрывала густая чадра. Рядом с ней они увидели Марзака, а несколько поодаль – евнухов с носилками, в которых Фензиле втайне от Асада прибыла на базар. Около носилок стоял старший евнух Аюб аль-Самин.

      Асад смерил Фензиле сердитым взглядом: он все еще гневался на нее и Марзака. Но не только этим объяснялось его неудовольствие. Наедине с Фензиле он кое-как терпел в ней недостаток должного уважения к своей особе, хоть и понимал недопустимость такого поведения. Но его гордость и достоинство не могли позволить ей вмешиваться в разговор и, забыв о приличиях, при всех задавать высокомерные вопросы. Прежде она никогда не осмеливалась на подобные выходки, да и теперь не осмелилась бы, если бы внезапное волнение не заставило ее забыть об осторожности. Она заметила выражение лица, с каким Асад